Судебный дознаватель фараона (СИ)

— Ну… — протянул Гормери, — Тут ведь важны нюансы, — Даже порядочный песец перестает быть приличным человеком, если замешан в преступлении, и на грани провала.

— А он что, и правда замешан? — вот что делать с глазами. Они округляются совершенно непроизвольно.

И снова он усмехнулся.

— Ладно, — все равно придется рассказать, он ведь не зря сидит рядом на траве, ждет, — Я сделала выпад, хотела применить захват, но он отпрыгнул в сторону. Подвижный такой… В общем, на пятой или десятой попытке, я до него добралась. И с этого гада тут же весь лоск слетел. Извивался в моих тисках как девчонка. А потом… накатила тьма.

Тамит замолчала, заново переживая острый момент борьбы. Обидно было! Вот тут слюнявить глаза не потребовалось, слезы сами потекли. Она хлюпнула носом.

— Не кори себя. Похоже на то, что он бросил тебе в лицо пригоршню сонного порошка. У нас его называют «Черная ночь». Изготовлен на основе толченого корня и сока из листьев мандрагоры. Страшная штука, если так посудить. Под действием порошка человек оказывается в полной власти нападавшего. Тебе повезло, что он тебя не убил.

Тамит замерла. Бегая по городу за подозреваемыми, она ни разу не задумалась, насколько это может быть опасно. До этого ей казалось, что умения драться вполне достаточно, чтобы обезвредить противника. Но порошок…

— Черная ночь запрещена во всем царстве, — писец усмехнулся, — Но ты должна собой гордиться! Этот мужчина настолько тебя боится, что применил запрещенное зелье!

— Надеюсь он не так сильно испугался, чтобы сбежать из города, — перед глазами все еще слегка плыло, очертания предметов казались смазанными и дрожали в закатном оранжевом солнце. От этого подташнивало, — А как ты меня нашел?

И главное зачем? С чего такому важному писцу бегать по незнакомому городу за темнокожей девчонкой. Неужели он признал ее своим человеком и беспокоится как за всякого, кто работал бы на него?! Вот было бы здорово! Можно сказать карьера удалась. Но спросить об этом Тамит, конечно, не решилась. Ничего, время покажет, что и почему.

— Да тут между домов одна дорога всего, которая и вывела меня на пустырь. Я за вами побежал, едва отцепился от хозяйки дома Бекмут.

По тени, скользнувшей по его лицу, Тамит поняла, что о противостоянии с матерью Менны столичный писец рассказал куда меньше, чем утаил. Наверняка там была эпическая битва и вырвался он с трудом. Еще бы! Когда что-то и особенно кто-то угрожает любимому сыночку, любая мать из богини любви Хатхор тут же превращается в грозную Сехмет, готовую пожрать всех обидчиков.

Здесь отсылка к известному мифу, как богиня любви Хатхор, узнав о том, что люди восстали против ее отца Ра, превратилась в свирепую львиноголовую богиню Сехмет и устроила геноцид древнеегипетского народа.

Он посмотрел на Запад, где большое и тяжелое оранжевое солнце зависло над ломаной линией желтых скал. Где-то вдалеке один долгий раз прогудела храмовая труба, возвещая о первом часе ночи.

— Ты идти можешь? — Гормери оглядел ее внимательно, словно доктор.

Дурацкий вопрос. Надо выбираться отсюда, надо вернуться домой до темноты, иначе отец с дедом ее палками побьют и будут правы. Никто не в праве заставлять волноваться родных людей. Даже любимица семейства, единственная дочь и младшая внучка. Так что может она идти или нет — дело последнее. Надо, значит пойдет.

Тамит оперлась ладонями о шершавую сухую землю, обильно сдобренную песком пустыни, и поднялась сначала на колени, а потом и на ноги. Ее пошатнуло. Писец проявил галантность, резво подскочив, подхватил ее под руку. Щеки тут же стали горячими. Хорошо, что сейчас почти вечер и не видно, насколько сильно они потемнели. И глаза она слегка прикрыла, чтобы он не заметил блеснувшую в них влагу. Но совладать с собой она не могла. Он такой внимательный, такой заботливый, ну как тут не разрыдаться от благодарности. Словно она не маджой, а внучка богатого купца, выпускница Школы Супруг Бога. Хотя такие девчонки вряд ли даже поняли, не то, что оценили бы подобное благородство. Скорее приняли как должное. Ведь с ними мужчины ведут себя так каждый день. Это у Тамит все впервые! Никто и никогда не оберегал ее. Не удерживал от падения. Родители не в счет.

А столичный писец еще и прошептал:

— Осторожнее. Ты все еще под действием зелья. Обопрись о мою руку.

Тамит бы не стала злоупотреблять. Кокетничать и завлекать она не умела, а хвататься за начальника это уж последнее дело. Но ее немилосердно штормило, ноги подгибались, а мрачнеющие с каждой минутой сумерки гнали прочь из незнакомого района. Поэтому она схватилась за подставленный локоть и навалилась на него всем телом. Не нарочно! А почувствовав его руку на талии, только жалко всхлипнула. Парень впервые обнимает ее, а она и воспользоваться не может. Жалкая, жалкая дурочка!