Судебный дознаватель фараона (СИ)

— В прошлом году победили парни из портовых кварталов. Представляете, что учудили? — с энтузиазмом поведал ему главный писец царских хозяйств господин Нухотеп, здоровенный детина с прямоугольной фигурой в слегка скособоченном парике и с покрасневшими от выпитого глубоко посаженными небольшими глазками, — Закрепили ладью на платформе, подняли ее на плечи и пронесли через весь город. Ну они же парни сильные, им не привыкать тяжести тягать. А в ладье той танцовщицы и акробатки в ярких перьях изображали диковинных птиц. Позади музыканты, конечно, топали, музыку играли веселую. Все были в восторге. Целый год их выступление вспоминаем. Интересно, что в этот раз придумают. Повторяться-то нельзя!

Для Гормери такое представление было в новинку. В Ахетатоне Ренепет праздновали не так широко. Воздавали хвалу царской семье, а в ночь разлива пускали в пребывающую воду венки с пожеланиями. В Уадже же, судя по всему, готовилось грандиозное зрелище, на которое съезжалась вся страна. И почему в столице об этом ничего не знают? Во всяком случае за все свои 23 года жизни Гормери не слышал, чтобы кто-то из Ахетатона отправился праздновать Ренепет в Уадж.

Ренепет — «Новый год» в Древнем Египте. Праздновался с началом разлива где-то в конце июля. Праздники Ренепет растягивались на долгие каникулы, которые длились 5–10 дней.

«Возможно, это будет интересно», — неожиданно подумалось ему.

И он тут же устыдился своих мыслей. Ведь это не значит, что древняя и порочная традиция проникла в него и уже начала разъедать его уверенность в том, что будущее за новым порядком? Тем, который создал великий царь Неферхепрура Эхнатон? Конечно же нет! Но посмотреть, на какие уловки идут староверы, чтобы удержать в своих сетях как можно больше людей, стоит. Чтобы потом прижать их всех к ногтю. Именно так он и поступит. Непременно останется на праздник Ренепет. И особое внимание уделит знаменитому бою на лодках, которое проходит на огромном рукотворном озере перед бывшим царским дворцом, что на Западном берегу. Здесь прошли юные годы нынешнего царя. И, как тут говорят, Неферхепрура Эхнатон очень любил эту невинную забаву. Может быть и ему попробовать?

Он как раз пустился в обсуждение деталей палочных боев на лодках с одним из распорядителей предстоящих утех, когда все его существо пронзил ее взгляд. Прямой, уверенный, неотвратимый, как длинный кинжал.

Женщина средних лет, в высоком парике, в легком, почти прозрачном платье и тяжелых украшениях, которые словно якоря удерживали это неземное создание на земле. Она смотрела на него неотрывно, не мигая, моментально заставив трепетать каждым мускулом. Она стояла у дальней стены, опершись плечом о колонну, держа в тонких пальцах высокий серебряный кубок, и на губах ее играла та самая собственническая улыбка, которая присуща женщинам-победительницам.

— Вдова жреца Панехеси, шепнул ему на ухо Бекет-Атон, проследив за его взглядом, — Прекрасная Хорит.

О да! Еще какая прекрасная!

Поймав его взгляд, она больше его не отпустила. Оттолкнувшись от колонны, пошла на него плавно, слегка покачивая бедрами, сохраняя на губах ту же загадочную полуулыбку. Как будто знала о всех его потаенных желаниях и о том, как их удовлетворить.

— Она сама мужа своего… укокошила? — цепенея под ее взглядом, шепнул Гормери.

— Атон великий, конечно же нет! — возмутился за вдову Бекет-Атон, но быстро сознался, — С другой стороны никто ведь толком не разбирался от чего погиб несчастный жрец.

— Погиб? — писец закашлялся на вдохе.

— Выпал из колесницы. Ужасный случай. Однако довольно закономерный, если тебе 85-ть лет…

— Зачем же он полез в колесницу в такие почтенные годы?

— Вот уж не знаю, — сдался жрец, — Может быть хотел произвести впечатление на молодую жену. Ей было тогда лет 20-ть, они поженились недавно. И года ведь не прошло.

— Я бы такой несчастный случай расследовал со всей тщательностью, — буркнул Гормери уже себе под нос, потому что почтенная вдова подошла очень близко.

И все же она его услышала. И тут же поняла, что речь шла именно о ней.

— Расследование и было очень внимательным, — проговорила она грудным, тягучим и низким голосом. Гормери представил как она могла бы им петь и у него слегка закружилась голова от восторга. А еще от прекрасной Хорит умопомрачительно пахло. Жрец не мог разобрать нотки и оттенки, но его качало в волнах ее аромата, ее голоса и ее плавных движений, сопровождаемых шуршанием тонкой материи и легким перезвоном золотых украшений.

Он потупил взор и пролепетал как школьник перед строгим учителем:

— Простите мою наглость. Я не должен был высказывать нелепые предположения.

— Отчего же? — она вовсе не выглядела смущенной.

Как будто странную смерть ее мужа обсуждали чуть ли не каждый день, и она уже привыкла к подобным нападкам.

— Мой муж Панехеси сам полез в ту проклятую колесницу. Пожелал участвовать в гонках, представляете. Мужчины… вряд ли вы умнеете с возрастом.