Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе

С 19 по 22 декабря проходили закрытые заседания военного трибунала. Не было никаких доказательств. Мерсье почувствовал, что и на военных судей в таких условиях нельзя полностью положиться. Поэтому 22 декабря, в последний день заседаний трибунала, его членам были неожиданно переданы три документа: — два — написанные полковником Шварцкоппеном, третий — итальянским военным атташе Паниццарди (Италия была тогда союзницей Германии). В одном донесении немецкого полковника, точнее, в отрывке из него упоминалось о каком-то «каналье Д», в другой депеше — об «одном французском офицере»; в письме Паниццарди к ІПварц-коппену — о «вашем друге». Все это бездоказательно объявлялось относящимся к Дрейфусу. Грубо нарушая законы, Мерсье приказал, чтобы документы были доведены только до сведения судей. Ни обвиняемый, ни его адвокат не были поставлены в известность об этих дополнительных материалах.

22 декабря военный суд признал Дрейфуса виновным и приговорил к пожизненной каторге. 5 января 1895 г. состоялась публичная сцена разжалования Дрейфуса, во время которой он срывающимся голосом не раз выкрикивал: «Я не виновен! Да здравствует Франция!»

В тот же день (по позднейшим утверждениям реакционной печати) осужденный будто бы сделал неожиданное признание жандармскому капитану Лебрену-Рено, что он передавал маловажные материалы немцам с целью выудить у них более ценные сведения. Долгие годы националистические газеты козыряли этим мнимым признанием, хотя от него за версту несло подлогом. Капитана Лебрена-Рено вызвали к президенту республики Казимиру Перье. Когда через несколько лет бывшего главу государства спросили об этом свидании, Казимир Перье резко ответил: «Он лгал»[417]. Возможно, дело обстояло иначе: Лебрен-Рено не просто лгал, а исказил слова Дрейфуса, рассказывавшего о предложении, сделанном ему Пати де Кламом от имени Мерсье и имевшем целью добиться признания осужденным своей вины. Свидетельство Сандерра об этом предложении было опубликовано в газете «Фигаро» 31 июля 1899 г., но даже ныне реакционные авторы повторяют выдумки Лебрена-Рено (и подкрепляют их свидетельствами других лиц, которых уже не было в живых, когда всплыли на свет «их» показания) [418].

18 февраля Дрейфус был отправлен на Чертов остров, около берегов Кайенны, где нездоровый климат и тяжелые условия каторги должны были, по расчетам Мерсье и его коллег, в более или менее скором будущем избавить военное министерство от нежелательного свидетеля — жертвы беззакония. Некоторое время казалось, что Генеральный штаб одержал в «деле Дрейфуса» полную победу.

…В июле 1895 г. Сандерр оставил пост начальника «секции статистики». Его сменил майор (с апреля 1896 г. — подполковник) Пикар. Впоследствии не было недостатка в утверждениях, будто он был чуть ли не с самого начала водворен в Разведывательное бюро стараниями покровителей Дрейфуса, что Пикар, как и осужденный, был «изменником», выходцем из Эльзаса, что у них были какие-то общие знакомые, что майора хорошо встречали немецкие офицеры участвовавшие в маневрах в Эльзасе, и т. п.[419] Но все это произошло потом, а пока он ничем не отличался от других офицеров Генерального штаба. Впрочем, было одно отличие — Пикар был честным человеком и, как показали обстоятельства, не захотел пойти на сделку с совестью — операцию, которую без особых затруднений осуществляли его сослуживцы.

Главой контрразведывательного отдела оставался майор Анри. В марте 1896 г. он получил от мадам Бастиан очередную порцию депеш. Занятый семейными делами (майор торопился в отпуск), Анри совершил непоправимую ошибку — бегло просмотрев полученные материалы, он передал их своему заместителю капитану Лоту. Добыча включала и несколько мелких клочков грубоватой бумаги, на которой в Париже тогда печатались почтовотелеграфные бланки. Составленное из клочков письмо снова склеили. Оно было написано рукой одного из друзей Шварцкоппена, которому германский атташе нередко диктовал бумаги, способные скомпрометировать самого полковника, если бы они были написаны его рукой. Почерк этого друга был отлично известен французской разведке благодаря стараниям мадам Бастиан. Письмо гласило: «Париж, улица Биенфезанс, дом 27, майору Эстергази. Милостивый государь! Прежде всего я надеюсь получить от Вас более подробную информацию, чем недавно переданная Вами мне, по вопросу, о котором шла речь. Поэтому я прошу Вас сообщить мне ее письменно, чтобы у меня была возможность судить, смогу ли я впредь поддерживать связи с фирмой Р. К…Т». Аутентичность данного документа была засвидетельствована самим германским атташе в его посмертно опубликованных мемуарах.