Судья

Вперед выступила дородная тетка в очках с одним треснувшим стеклом. Тетка накинулась на мужчину.

— Ты-то чего выступаешь? Тоже хорош!

— Я просто…

— Просто! Не узнал меня? Я за стенкой живу! Каждый вечер слушаю, как ты, пьяный, свою жену бьешь!

— Да при чем здесь… — мужчина отступил, затравленно огляделся. — Люди! Не сходите с ума! Какими бы мы не были, мы-то с вами не убийцы!

— Пусть покажет Свое лицо, — угрюмо бросил стоявший рядом мужчина в мятой футболке. — Тогда мы Его схватим. А то опять спрячется. Надо сначала узнать, кто Он.

Тетка накинулась на женщину с заплаканными глазами.

— А тебя, милочка, я тоже знаю. Муж-то про Славу знает?

— Отвянь, — неожиданно прошипела женщина, и перестала плакать. — Не твое дело!

Из толпы Судье закричали: «Покажи Свое лицо!»

Не обращая внимания на крики, Судья наклонился вперед.

— Вы называете Меня убийцей. Но Я убивал по вашей воле!

Толпа загудела. Мужчина в джинсовой куртке побледнел.

— Сумасшедший, — он оглядывался в поисках поддержки. — Псих!

Судья, обратив на него взор, холодно рассмеялся.

— Хочешь со Мной драться?

Мужчина открыл рот… взглянул на труп юноши. Рука трупа все еще свешивалась со сцены.

На лице мужчины отразился страх. В толпе послышались смешки. Кто-то прошипел: «Зачем вылез, идиот?»

Судья перехватил инициативу.

— Я убил, как убивал прежде. Вы знаете, что убитые Мной были нечестивцами. Убил ли Я? Да! Убил! Ради вашего блага! — Судья наставил на толпу палец. — Разве Я трогал невинных?

Он замолчал, склонив голову.

Люди молчали, несмело поглядывая друг на друга.

— Я убил, но Я не убийца! Я не нападал на слабых! Я убил как воин и защитник. Разве вам жаль Нестерова, вора и убийцу? Он зарабатывал деньги вашими руками! Он крал у вас! Разве убить вора и убийцу — грех?

В звенящей тишине люди разглядывали Его застывшую фигуру.

Баринов понял: пора действовать.

Он шагнул к микрофону. Послышался смех. Сглотнув, Валерий Георгиевич взволнованным голосом сказал:

— Друзья мои… Я попрошу тишины. Нам всем нужно успокоиться. Помните о том, что среди нас женщины и дети.

Баринов выдержал паузу. Сотни глаз изучали его.

— Мы все выслушали этого человека. Видели, что Он сделал с бедным мальчиком. Вряд ли нужно что-то еще говорить.

— Заткнись! — послышался резкий крик из задних рядов. Баринов изумленно смотрел, как через толпу проталкиваются к эстраде несколько молодых парней в черных кожаных куртках.

Они подобрались к эстраде, оттолкнув хрупкую симпатичную девушку в голубых шортиках и белой блузке. Девушка, вскрикнув, упала на колени. Лицо скривила гримаса боли.

Один из обидчиков, самый рослый и крепкий, бритый наголо юноша с оттопыренными ушами и пронзительными голубыми глазами, наставил на Баринова палец.

— Ты, жирная крыса, хорош …бать нам мозги! Мы тебя слушать не собираемся. Да, парни?

— Да! Не собираемся!

Бритый усмехнулся. Нездоровый блеск глаз и резкие движения выдавали его напряжение. Даже со сцены Баринов чувствовал переполнявшую парня агрессию.

— Я! Заявляю! — отрывисто пролаял бритый. — Что! Признаю! Этого! Человека! Своим! Хозяином!

Он указал на Судью.

Все головы повернулись в Его сторону. Когда Судья не говорил и не двигался, все забывали о Нем и не видели Его. Баринов тоже взглянул на Него, удивляясь, откуда Он здесь взялся.

Судья стоял, опустив голову, словно отрешившись от происходящего.

Бритоголовый сунул руку под куртку. Достал деревянный судейский молоток. Поднял над головой, показывая всем.

— Я признаю этого человека защитником справедливости!

Он повернулся к Баринову.

— Слезай, сука! Убивать тебя будем!

Соратники поддержали его хриплыми воплями. Все достали судейские молотки, и теперь трясли ими, подражая древним варварам.

Баринов поднял руки.

— Господа, ради бога, одумайтесь! Ведь этот человек — убийца!

Крики смолкли.

Бритоголовый, побагровев, подскочил к сцене. Закричал, указывая на Баринова молотком, и в то же время стуча кулаком по бетонному полу:

— Нет, это ты убийца! Ты! Ты закрыл сраный завод! Мой отец остался без работы! Он спился за две недели, а потом повесился! Люди, он… он знаете кто? Вот, — парень, сверкая голубыми глазами, достал из кармана куртки триста грамм белого порошка в целлофановом пакете. В толпе послышались крики удивления. — Вот, вот! — орал парень, потрясая в воздухе пакетом. — Он, гнида, эту хуйню сюда ввозит. Это говно во всех канавах валяется! У меня братуха подсел. Я его из дома выгнал, он живет в подвале. Уже прогнил весь! У него кожа с ног сходит кусками! Это все ты! Убирайся!

Бритоголовый бросил пакет в Баринова. Пакет раскрылся, в воздух влетели белые брызги, обсыпав Валерия Георгиевича с головы до пят. Он стоял, бледный, обсыпанный, как свежая булочка сахарной пудрой.

Люди смеялись, показывая пальцами. Валерий Георгиевич, бегая глазами, бесцветным голосом произнес:

— А что делать… с этим? — указал на мертвое тело парня.

Бритоголовый расхохотался:

— С этим? — он потыкал труп молотком. — Да похуй! Туда и дорога! Убить всех нариков к ебаной матери! Кому он, блядь, нужен?