Судья

В десяти шагах от нее стоял мужчина. Ему было не больше сорока. Одетый в голубой плащ, в льняную оливковую рубашку, он был выше Длилы, но ниже Яэль. Он был идеальным. Сильные руки и сильная грудь, сильная шея и волосы: темно-золотистые волосы, заплетенные в косы, сходились в пучке чуть ниже макушки. Его глаза – она не смотрела в них, не пыталась ничего понять. Она просто любовалась ими; любовалась его мягким большим ртом, аккуратным носом, кончик которого чуть закруглялся книзу… Длилу, словно невесомым одеялом, накрыло теплом. Она не могла пошевелиться. Все смотрела и смотрела на него, с каждой секундой проваливаясь в сладкое воздушное небытие.

Он тоже смотрел. Смотрел в ее умные живые глаза, в которых плескалась нерастраченная нежность, на ее молодое изящное тело, на волнистые волосы, убранные за уши, чтобы не мешали, мягко лежавшие на плечах, и также, как у него, украшенную пучком макушку.

Старик молча набрал воды, заткнул бурдюк пробкой. Надо идти, показал он жестом. Красивая пожилая женщина, ее муж и сын пошли дальше по берегу, так не сказав ни слова ни Длиле, ни Яэль. Он удалялся от нее, оглянувшись только раз, и Длила поняла, что не разглядела, какие у него глаза – карие или зеленые.

– Даже не думай, – заныл Яэль, – это был Шимшон. Он – судья Израилев. Он женится сегодня. Он не для тебя.

Длила и не думала…

3

Когда мохар был отдан и стороны договорились, наступило время праздника.

Всякий, кто шел по своим делам узкими улицами Тимнафы, мог видеть громкую, красочную свадебную процессию. Невеста была одета в темно-синее платье, перехваченное на талии шерстяным поясом цвета шафрана. Волосы, заплетенные выше висков в косы и соединенные между собой так, что свободно спускались на шею, были роскошно украшены венком из маков и белоснежных лилий; голову ее охватывало покрывало огненного цвета. Оно спадало позади и по сторонам и вовсе не закрывало лица. На ногах у нее были желтого цвета башмаки, на шее и руках золотые украшения.

Жених был одет в длинную рубашку из тонкого белого льна, расшитую желтыми узорами. К голубому поясу на левом бедре был привешен серебряный кинжал со вставками из красных матовых рубинов. Голову его украшала диадема, передававшаяся от отца к сыну, от сына к внуку, от внука к правнуку. Оба, и жених и невеста, ехали по городу на деревянных носилках, слишком длинных и широких для узких улочек Тимнафы. Они то и дело задевали дома – и жениха, и невесту неуклюже подбрасывало вверх. Впереди шествия несли петуха и курицу – символ того, что семья будет плодовитой. В воздух взлетали горсти сушеных зерен, привлекая под ноги назойливых голубей.

Когда свадьба достигла ворот дома, вышла заминка. Дальше, по обычаю, отец должен был торжественно передать невесту жениху, в дом его родителей. Здесь же выходило, что это жених вступает в дом отца. Гости переглядывались, слышались разговоры:

– Посмотрим, как он выпутается…

Им недолго пришлось гадать, что будет дальше. Необычайно ловко, в три прыжка обогнув музыкантов и танцовщиц, Шуа, отец невесты подскочил к жениху, крепко расцеловал его в обе щеки и, положив ему руку на плечо, ввел в дом. Вторая рука оставалась свободной, ей он усиленно махал, подгребая за собой воздух. Так он зазывал остальных не медлить на улице. Первыми в ворота нерешительно шагнули родители Шимшона.

Тесть Шимшона, Шуа, приходился племянником царю Экрона. Двадцать лет назад дядя щедро одарил его израильскими землями. Шуа с женой жили весьма безбедно, сдавая внаем сады и виноградники, три раза в год собирая подати серебром. Если обычно супружеские союзы строятся на контрастах темперамента, то здесь никакого расхождения не было. Оба они были сентиментальны, глупы и болтливы.

– Я счастлив! Сегодня я поистине счастлив, – начал Шуа гнусавым голосом, – Помимо мужа для моей старшей дочери, сегодня я обрел сына. Хвала богам! Хвала Баалу! Друзья мои! Мы живем в великолепное время. Проходя долиной отдыха от врагов, что теснили нас с юга, мы можем не бояться, наслаждаясь плодами земли. Теперь же мы, сыны Тимнафы, можем не опасаться ссоры с братьями нашими, которые живут с нами на нашей земле. Мой сын, – тут он вдруг прослезился, – мой новый сын, Шимшон, – он сделал неловкую попытку высморкаться, но слизь никак не желала проходить через два больших полипа, торчащих из каждой ноздри, поэтому он втянул обратно, то, что было у него в носу, – Шимшон вступает сегодня в наш род. Он украсит его, наполнит его радостью. Но главное, что он даст моему роду, – Шуа многозначительно глянул на свою толстоносую дочь, – будет сильное и крепкое потомство, мудрое и воинственное, как и мой сын Шимшон, от которого это потомство произойдет. Хвала Аштарот!

Гости пили вино, угощались засахаренными зернами и фисташками. На столе, через равные промежутки, стояли маленькие красные чашечки с солью, были даже огурцы. Чья-то неумелая рука настрогала их кривыми кружками. Все с нетерпением ждали вечера, когда подадут пива и можно будет отведать основное блюдо – десять заколотых по этому случаю молочных поросят, начиненных инжиром и финиками.