– Хитрый старик не прочь подзаработать, – заметила Длила, полоская десятый по счету истертый бурдюк в ручье, вот-вот готовом пересохнуть.
– Кто знает, может и нам будет награда сверх «одного шекеля и конечно же, хлеба», – Яэль попытался передразнить выговор хозяина. Вышло довольно скверно.
Стоял теплый день. Низкие облака застилали холмы рваной дымкой, солнце выглядывало редко и ненадолго. В блестящих густых зарослях земляничных деревьев суетились пчелы. Над их головами летали стрекозы, мелкая живность копошилась в кустах на противоположном берегу. Длила и Яэль настроились, что будут до конца дня перебрасываться ленивыми фразами, когда рядом с источником раздались громкие голоса.
Длила вздрогнула. Она до сих пор боялась встретить кого-то из Мерона, несмотря на то, что постоянно повторяла себе, что скорее Зер-Кавод станет вельможей во дворце пэлиштим, чем кто-то из её общины осмелится спуститься в шефелу. Голоса приближались, слышно было, как стучат в тоф, прерывисто гудел йобел[26]. Яэль затаился, на всякий случай прижав к груди бурдюки.
Из зарослей со стороны главной дороги появилась веселая компания. Нарядно одетые и аккуратно причесанные, юноши и девушки, женщины и мужчины, играющие на музыкальных инструментах. Завидев Длилу и Яэль, они взорвались жизнерадостным смехом. Длила же испытала такое облегчение оттого, что в праздничной процессии не было ни одного угрюмого меронского лица, что невольно рассмеялась в ответ.
Впереди всех шел, пританцовывая, невысокий смуглый человек. Его лицо было таким живым и симпатичным, растрепанные каштановые волосы так красиво обрамляли умные карие глаза, что Длила невольно загляделась на него. Заметив, что она смотрит, что на ее щеках все отчетливей проступает розовый румянец, юноша остановился и поздоровался.
– Доброго дня! Простите нас, девицы, что мы возникли перед вами вот так, из леса. Мы и не думали вас напугать. Нам бы только набрать воды. Мы спускаемся в Тимнафу. Жаркий день сегодня, а так, как мы идем, – он окинул процессию озорным взглядом, – мы спустимся только к вечеру.
Его глаза все время улыбались, на щеках играли очаровательные ямочки.
– Конечно, возьмите воды в дорогу. И сами напейтесь здесь. В этом месте ручей закрыт кустами, вода до сих пор вкусная и прохладная, – Длила легким жестом указала на родник.
– Вода здесь такая же вкусная и свежая, как ты? – спросил смуглый красавец.
– Если, конечно, течение успело унести наши труды, – Длила взглянула на груду пивных мешков и звонко рассмеялась.
Яэль кисло смотрел исподлобья. В последнее время он повязывал на голову черный платок из козьей шерсти, который полностью закрывал череп и уши. Приложив некоторую фантазию, его вполне можно было принять за мать Длилы.
Длила беззастенчиво флиртовала с мужчиной, и ему это не нравилось. Яэль тоже хотел быть молодым, тоже хотел заигрывать. Он завидовал.
– Мы бы хотели пробыть здесь еще время. Но, сегодня никак не получается остаться. Я должен отдать мохар за моего друга. Сегодня он женится.
Длила понимающе кивнула.
– Шефела не такая большая. Я очень люблю прогулки. И, кто знает, где в следующий раз вы будете полоскать ваши бурдюки? – молодой человек уже успел понять, что перед ним пусть и очень привлекательная, но все же простая поденщица. Теперь в его заигрываниях Длила улавливала снисходительные нотки.
Она не стала отвечать. Длила отвернулась к ручью и продолжила работать. Холодный пот скользкой унизительной змеей сбегал по ее спине. Когда процессия удалилась, Длила спросила Яэль:
– Кто это был?
– Это Халев, сын старейшины Йехуды. Когда-нибудь он возглавит колено.
– Какой он красавчик! И полный жизни… – вздохнула Длила.
– Ты еще не видела Шимшона, – улыбнулся Яэль многозначительной улыбкой.
– Шимшона? Кто это?
Длила не получила ответа. Вновь раздался треск веток, зашумели кусты. На берег ручья вышли трое. Первой Длила увидела пожилую женщину. Ее волосы покрывала голубая шаль из тонкого льна. Бросалось в глаза то, что когда-то женщина была ослепительно красива. В ее лице читалась душевная скорбь, она будто стыдилась чего-то. Женщина посторонилась, пропуская вперед мужчину. Длила увидела старика, не такого красивого, как его жена, но все еще крепкого и сильного. Густая, почти без проседи борода, мягко обрамляла его не по-здешнему светлое лицо. Старик ступал уверенно и мягко, словно весь состоял из одной доброты. Если бы Длила вгляделась пристальней, то заметила бы, что его лицо излучает благодушие и простоту, но вместе с тем в нем есть какое-то неясное, невысказанное мучение, словно душа его страдает вместе с душой жены. Но ничего из этого Длила не видела.