Судья (Адвокат-2)

— Вчера один ваш сотрудник уже пытался это сделать… Добавить мне нечего. Никого из тех людей, что вас интересуют, я не знаю достаточно хорошо.

— Какой сотрудник? — удивился Марков.

— Не знаю, — пожала плечами Катерина. — Он забыл представиться.

— Ладно, — нахмурился Степа. — Мы с этим разберемся, а сейчас я хотел вот что спросить… Нет, ваши знакомые меня не очень интересуют, я их сам знаю, заочно, конечно… А вот вы — вы же на камикадзе не похожи, и наркотики — это что-то новое в вашей биографии… Что случилось-то, Екатерина Дмитриевна?

Катю передернуло. Этот опер сразу ударил по болевой точке.

— Если даже вам, Степан Петрович, это удивительно, зачем же тогда вы меня сюда посадили?

Марков вздохнул:

— Екатерина Дмитриевна, давайте будем точны в формулировках. Посадил вас не я. Сюда вас привел ваш образ жизни, и привел закономерно, только чуть раньше, скажем, чем я предполагал…

— Образ жизни? — возмутилась Катя. — Дай Бог всем такой! Можно подумать, вы тут все — ангелы белокрылые… Степа мягко прервал ее:

— Давайте не будем вести абстрактные беседы… Я вот что думаю: ваш патрон Виктор Палыч — только не надо говорить, что вы его не знаете, лучше вообще ничего не говорите, так вот: Виктор Палыч, выжав из вас все, что можно, просто плюнет на вас. Бесплатный сыр бывает только в мышеловках… Антибиотик — умный и расчетливый человек, в его деле действует своеобразный закон сохранения энергии: если где чего-то прибывает, то в другом — должно убывать. Лишние ему не нужны…

Катя долго молчала, а потом, попросив у Степы сигарету (от вонючей «родопины» у нее сразу закружилась голова), спросила:

— Степан Петрович, позвольте и я задам вам вопрос, раз уж у нас такой разговор пошел откровенный…

— Спрашивайте, — кивнул Марков. — Если это не будет касаться интересов службы, отвечу вам честно…

— Я о вас и о вашем отделе кое-что слышала… Неужели вы всерьез верите в то, что государство сейчас действительно ведет борьбу с так называемой «мафией»? Скажу точнее — не ведет, а хочет вести?… Степа вздохнул и загасил свой окурок в пепельнице:

— Я, Екатерина Дмитриевна, за всю Россию страдать не умею, о себе лично — скажу. Я делаю все, что могу, чтобы сломить ту систему, которую налаживает в Питере Антибиотик, и я не один такой.

Катя внимательно посмотрела Степану в глаза и покачала головой:

— Вы — симпатичный и, видимо, искренний человек… Мне просто страшно за вас… Марков усмехнулся:

— Давайте все-таки от моей скромной особы перейдем к вашим проблемам… Катерина решительно тряхнула головой:

— А у меня нет проблем, Степан Петрович. То, что я сюда попала, — что ж, сказано в Библии: время разбрасывать камни, время — собирать… Но при всем моем уважении к вам говорить я ничего не буду. Я ведь, в отличие от вас, в государство не верю, а с моим делом — решайте сами. Согласно существующему законодательству, если сможете, конечно.

Марков помолчал, потом кивнул, поняв бесполезность своих попыток:

— Что ж… Как хотите. Очень жаль, что разговора не получилось.

— Что поделать, — ответила Катя… — Храни вас Бог.

Утром следующего дня ее перевели в «Кресты». Адвокат принес, по ее просьбе, самоучитель испанского языка, и Катя постоянно листала его в камере, где, кроме нее, сидели еще пять женщин. Она шептала про себя испанские слова, заставляя мозг отключаться от всего остального, чтобы не скатиться в безвольное отчаяние. От Антибиотика и Сергея по-прежнему не было никаких вестей.

На третий день ее пребывания в «Крестах» кто-то бросил ей в «кормушку» короткую записку. Подписи не было, но Катя обмерла, сразу узнав твердый почерк Олега. В записке была всего пара строк: «Катенок, что случилось? Почему ты здесь? Что тебе нужно? Все будет хорошо, ничего не бойся. Люблю. Вечером напиши ответ — придет человек из библиотеки». До вечера Катерина промучилась почти физически: ее тошнило, бил озноб. Когда, наконец, пришла в камеру немолодая контролерша и строго спросила, будут ли заявки в библиотеку. Катя молча сунула ей крохотный обрывок бумаги, на котором написала: «Достоевский. Преступление и наказание. Я ничего не знаю. Нужно спросить обо всем В.П.». Контролерша ушла, а Катерина всю ночь не сомкнула глаз, задыхаясь в душной камере.

Прошел еще день, и ее пригласили в «допросный коридор» на беседу с адвокатом. Адвокат долго щелкал замками портфеля, а потом сказал, пряча глаза:

— С вами тут побеседовать хотят… И быстро вышел из кабинета. Катя удивленно проводила его взглядом и вдруг замерла, оцепенев от удивления и страха: в камеру неспешно и вальяжно вошел Антибиотик.

— Здравствуй, Катерина, давай поговорим. Как ты тут?

— Нормально, — еле выдавила из себя Катя. Только теперь она поверила в то, что в «Крестах», как говорили, возможно все.

Виктор Палыч видел ее растерянность и был доволен произведенным эффектом. За прошедшие дни он так и не пришел к каким-то определенным выводам о причинах происшедшего, а принимать решение было необходимо. Личный разговор с Катей мог внести какую-то ясность.