Судья Ди за работой

Когда старшина ушел, судья Ди подумал, что ему тоже следует пойти и сменить официальное платье из жесткой зеленой парчи на удобную домашнюю рубаху. Но ему так не хотелось лишаться охватившего его наконец в опустевшем зале покоя, что он решил выпить еще чашку чая. В парке за стеной тоже наступила тишина: народ разошелся по домам к вечернему рису. Поставив чашку, судья подумал, что, возможно, не следовало ему отпускать на этот вечер Ма Жуна и двух других помощников, ведь ближе к вечеру в веселом квартале вполне можно ожидать драк. Не забыть бы приказать начальнику стражи удвоить ночные дозоры.

Он потянулся было за чашкой, но вдруг замер, заметив тень в другом конце зала. Тень принадлежала высокому старику, облаченному в изодранную рубаху. Длинные космы свисали с непокрытой головы. Опираясь на кривую палку, старик бесшумно плелся через зал. Будто не замечая судью, он прошел мимо с опущенной головой.

Судья готов был возмутиться и спросить, как смел пришелец войти без доклада, но слова застряли у него в горле. Охваченный внезапным ужасом, судья оцепенел. Старик, казалось, прошел прямо сквозь большой буфет, а затем беззвучно шагнул в сад.

Судья вскочил и подбежал к ведущим в сад ступеням.

— Эй ты, вернись! — гневно вскричал он.

Ответа не последовало.

Судья Ди спустился в сад, залитый лунным светом. Ни души. Он быстро осмотрел низкий кустарник, тянущийся вдоль стены, но никого не обнаружил. А маленькая садовая калитка, ведущая в парк, была, как обычно, надежно заперта и закрыта решеткой.

Судья стоял у стены. Он не мог совладать с дрожью и поплотнее запахнул рубаху. Ему явился призрак мертвого бродяги.

Наконец судья взял себя в руки, резко повернулся, прошел в зал, а оттуда в темный коридор, ведущий ко входу в его личные покои. Он рассеянно ответил на почтительное приветствие привратника, который зажигал два ярко раскрашенных фонарика на воротах, затем пересек центральный двор судебной управы и направился прямо в канцелярию.

Писари уже разошлись по домам; только старшина Хун разбирал бумаги на своем письменном столе при свете единственной зажженной свечи. Он удивленно посмотрел на вошедшего судью.

— Думаю, мне все же следует взглянуть на покойного попрошайку, — небрежно произнес судья Ди.

Хун зажег новую свечу. Он повел судью по темным пустынным коридорам в темницу, что находилась за судебной палатой. Там, в боковом зале, на дощатом сосновом столе угадывалась тощая фигура, прикрытая тростниковой циновкой.

Судья Ди взял у Хуна свечу и знаком велел ему откинуть циновку. Подняв свечу, судья вглядывался в безжизненное худое лицо. И в этом изрезанном глубокими морщинами лице со впалыми щеками он не увидел характерных грубых черт, присущих нищей братии. Мертвец выглядел лет на пятьдесят; его длинные, спутанные космы были наполовину седы. Тонкие губы под короткими усами были искривлены отталкивающей предсмертной судорогой. Бороды покойник не носил.

Судья задрал изодранную латаную рубаху. Указывая на искривленную левую ногу, он заметил:

— Вероятно, когда-то он сломал колено, и оно неправильно срослось. Этот бродяга должен был заметно хромать.

Старшина Хун взял стоявшую в углу длинную кривую палку и сказал:

— Он был довольно высок, раз опирался на эту клюку. Ее нашли рядом с трупом, на дне водостока.

Судья Ди кивнул. Он потрогал левую руку трупа, та уже окоченела. Склонившись над телом, он внимательно обследовал кисть и выпрямился со словами:

— Взгляни, Хун! Холеные руки без единой мозоли, длинные, ухоженные ногти. Переверни тело!

Когда старшина перекатил окоченевший труп на живот, судья Ди принялся изучать зияющую на затылке рану. Некоторое время спустя он передал свечу Хуну, а сам достал из рукава бумажный носовой платок и провел им по спутанным волосам с запекшейся кровью. После этого он исследовал платок у пламени свечи. Судья показал платок Хуну.

— Видишь этот мелкий песок и белую пыль? Ожидал бы ты найти такое на дне водостока?

Старшина Хун озадаченно покачал головой.

— Нет, ваша честь. Разве что ил и грязь, так мне кажется.

Судья Ди подошел к другому краю стола и посмотрел на босые ноги мертвеца. Они оказались белыми и чистыми, с мягкими подошвами. Судья повернулся к старшине и недовольно сказал:

— Боюсь, что наш врач, производя вскрытие, больше думал о вечернем празднестве, нежели о своих обязанностях.

Этот человек не бродяга и не попрошайка, и он не случайно упал в водосток. Его сбросили туда уже мертвого. Тот, кто убил его.

Старшина Хун закивал, уныло подергивая свою короткую бородку.

— Да, похоже, убийца раздел его и облачил в чужие лохмотья. Меня сразу насторожило, что под этой рваной хламидой у него ничего не было. Даже нищий попрошайка должен был что-нибудь под одеть: вечера еще довольно зябкие.

Глядя на зияющую рану, он спросил:

— Вы полагаете, ваша честь, что голову размозжили тяжелой дубиной?

— Возможно, — отозвался судья Ди. Он разгладил свою длинную черную бороду. — Были в последнее время сообщения о пропавших?