Судья и историк. Размышления на полях процесса Софри

Свидетель Ладзерини, описав манифестацию в Пизе («Мы сосредоточились около вокзала, оттуда прошли по корсо Италиа и пришли, перейдя мост через Арно, к площади Сан Сильвестро…»), произнес запрещенное слово «шествие» («Во время шествия моросило»); следом он даже начал говорить о «сильном… дожде», прошедшем ближе к концу митинга. По этой причине автор приговора немедленно опознал в нем ненадежного свидетеля (Sent., с. 618–619). Однако Ладзерини объявил, что 17 мая 1972 г. около 12:25 встретил в Массе, где он жил и продолжает жить, Овидио Бомпресси: это свидетельство хотя и не составляет алиби в точном смысле слова, но делает неправдоподобным то обстоятельство, что в 9:15 того же самого дня Бомпресси находился на улице Керубини в Милане и убил там Калабрези (Sent., с. 617). Итак, Ладзерини говорил (читаем мы в мотивировочной части приговора, с. 619–620) о «событии, о шествии в Пизе, которого не было», и это составляет «еще один аргумент против Бомпресси». И хотя шествие в Пизе не является «в случае подсудимого Бомпресси существенным, следует заметить, что это обстоятельство доказывает наличие связи между свидетелями Бомпресси и (многочисленными) свидетелями, вызванными подсудимым Софри и также сообщившими об этом не имевшем места в действительности факте. И если есть связь между свидетелями обоих подсудимых… то очевидно, что дело идет уже не о безуспешной демонстрации собственной невиновности посредством реализации права на защиту с помощью доказательств, а мы имеем дело с усилиями, направленными на то, чтобы уклониться от уголовной ответственности».

И вновь, читая эти строки, трудно не подумать о стратегии судей в процессах о колдовстве: об одном из тех дел, во время которых на основании одного-единственного признания к делу привлекали всех жителей той или иной деревни. Начинаешь подозревать, что не только все свидетели защиты, но и все бывшие активисты «Лотта континуа» из Пизы и Массы рисковали привлечением к ответственности за дачу ложных показаний или еще чем-то похуже. Я не ставлю под сомнение добросовестность членов суда, но мне кажется, что в данном случае границы разумности оказались оставлены далеко позади. Делать железные выводы из неочевидной предпосылки всегда опасно. Уверенное утверждение, что шествие в Пизе «не имело места в действительности», контрастирует с осторожными словами на прениях того же доктора Тронки – свидетеля, надежность которого высоко оценил автор мотивировочной части договора.

Председатель: Что касается притока людей на площадь, где было шествие, помните ли вы как руководитель политического отдела, как они собирались? Группами, организованным шествием? Или вы этого не помните или это исключаете?

Тронка: Ну, я бы исключил организованное шествие, я его не помню, так или иначе я бы его исключил. В тех обстоятельствах мне не кажется, что перед митингом имело место шествие людей, заполнивших площадь. Мне не кажется. Думаю, что… вот, я помню, что манифестанты отправлялись на площадь небольшими, а также, вероятно, плотными группами, но, в общем, не шествием.

«Заявления, не оставляющие сомнений в том, что никакого шествия не было», – комментирует автор приговора (с. 553). Сослагательное наклонение и слова «мне не кажется», которые я выделил курсивом, как представляется, напротив, указывают на изначальную неуверенность, разрешившуюся затем благодаря различению между «плотными группами» и «шествием». В любом случае различение такого рода подразумевает continuum, временную длительность, а не чистую альтернативу, подобную несходству между мужчиной и женщиной, сидевшими за рулем (я не выхожу здесь за пределы нашего процесса; гермафродитов я исключаю для удобства аргументации). Считать умышленным всякое свидетельское упоминание о шествии поистине кажется неоправданным. На самом деле показания участников митинга (включая Марино, на следствии говорившего о «внушительной манифестации») позволяют заключить, что в тот день в Пизе шествие все же состоялось. Но даже возможное отсутствие «настоящего» шествия (пользуясь словами доктора Тронки) не доказывает, что Софри встречался с Марино после митинга у входа в один из баров, дабы за несколько минут убедить его отправиться в Милан и убить Калабрези.