Судить буду я

– Мы записали эти разговоры, не предупредив вас о том, что отныне ваши телефоны прослушиваются. Это для вашей личной безопасности и для безопасности всей операции. А что касается местного звонка, вы правильно заподозрили что-то неладное с те­лефоном. Наши специалисты засекли координаты, это не квартир­ный телефон и не телефон-автомат. Скорее всего сохранился спе­циально затерявшийся в городской неразберихе номер телефо­на-автомата, и теперь он находится в чьем-то доме, в том районе в основном частные усадьбы, видимо, телефон работает в режиме телефона-автомата. Этот квадрат взят на учет, в следующий раз точно установят адрес, откуда звонят и кому принадлежит строе­ние. Рано или поздно нам придется наведаться туда, и адресок в кармане не помешает. Координаты мы передадим и Камалову, и Джураеву, возможно, по этому адресу проживают их старые знакомые, Ташкент все-таки не Мехико и даже не Токио. При удаче мы бы могли установить до вашего приезда, кто говорил с вами, хотя он вряд ли объявится у тайного телефона, вы ведь назвали сроки. Интересен и междугородный звонок. Тилляходжаев звонил из Москвы, с дачи одного высокопоставленного должност­ного лица, а на наш запрос в лагере ответили, что он на месте, повез сдавать белье в прачечную.

Во время этой встречи, происходившей в номере одной непри­метной ташкентской гостиницы, генерал подтвердил, что в Ита­лию его будет сопровождать человек с Ленинградской, кандидату­ра которого к тому времени пока еще не определилась.

Дня через три, когда Шубарин поедет в ОВИР получать загра­ничные паспорта и документы на выезд, он случайно узнает своего визави. В помещении ОВИРа шел затянувшийся ремонт, и выдача документов происходила в крошечной комнате, у окошка которой, как всегда, толпилась очередь, в основном отъезжающих на посто­янное место жительства в Израиль, Грецию, Германию и Америку, народ шумный, бесцеремонный. Стоять в очереди, которую и оче­редью-то назвать нельзя, он не располагал временем, и потому вышел во двор, раздумывая, кому бы позвонить, чтобы заполу­чить документы. Не успел он выкурить сигарету, как его окликнул полковник, подъехавший к ОВИРу на милицейской машине. Шубарин поздоровался с ним за руку, обменялся приветствиями на узбекском языке, никак не припоминая его, хотя, конечно, знал многих милицейских чиновников, да и полковник мог видеть его прежде рядом с уважаемыми людьми или на высоких приемах, или на престижных свадьбах. На Востоке любой нормальный разговор заканчивается фразой – чем могу быть вам полезен, или чем помочь? – если дословно с узбекского. Шубарин и выложил свою просьбу. Полковник на несколько минут исчез в здании, а затем провел Артура Александровича через черный ход внутрь тесного кабинета, где выдавали вожделенные для многих бумаги. Выписывала паспорта издерганная жизнью женщина лет сорока, она рав­нодушно посмотрела на Шубарина, видимо, привыкла и к такому обслуживанию, и предложила сесть у края стола, из-за тесноты почти рядом с собой, полковник к тому времени откланялся. Женщина курила, и когда она потянулась к невзрачной пачке дешевых сигарет, лежавшей на столе, Шубарин остановил ее жес­том и предложил «Мальборо» вместе с огнем зажигалки. С этой минуты хозяйка кабинета как-то потеплела к нему и, пустив колеч­ко дыма в потолок, сказала игриво:

– Значит, в Милан едете, где тут у нас Италия?

Из стопки лежавших валом папок она вытащила довольно то­щую и, открыв ее, достала документы на его имя и имя жены, стала что-то вписывать в разные толстые амбарные книги, а от­крытую папку бросила небрежно в его сторону, прямо перед ним, и ему не стоило никаких трудов ознакомиться с лежавшими навер­ху бумагами.

Стрельцов Сергей Юрьевич – прочитал он на анкете с крупной, четкой фотографией молодого тридцатилетнего мужчины прият­ной внешности, в звании подполковника. Подполковник службы безопасности командировался в Италию, в Милан, и сроки их пребывания за рубежом совпадали, Шубарин понял, что молодой человек с модной стрижкой, смахивающий на разбитного журна­листа, и будет страховать его в чужом городе.

В суматохе предотъездных дней Шубарин забыл и о Сенаторе, и о Миршабе, забот хватало, его теперь занимали больше всего партийные деньги, да и банк требовал внимания. Но напомнил ему о неприятном разговоре с Сенатором Тулкун Назирович, вернув­шийся из Стамбула. Он откуда-то прознал, что Сенатор отправил­ся в Москву освобождать хана Акмаля, и поспешил об этом доложить Артуру Александровичу на всякий случай. Отношение старого политика к Сенатору было крайне негативным.

– Мерзавец! – горячился он по телефону. – Хочет показать хану Акмалю, что мы тут все, старые друзья Арипова, и ты, и я, сидели сложа руки, спасали свои шкуры, пока тот томился в тюрь­ме. А он, Акрамходжаев, только выйдя на свободу, помчался выручать аксайского Креза. Будет теперь стравливать в своих интересах хана Акмаля со всеми нами, – заключил прожженный интриган.