Судить буду я

Так что финансовые дела банка и его личные не волновали Шубарина, точнее, с этим он вполне мог справиться. Беспокоила суета вокруг банка, в эти дела нельзя было откладывать в долгий ящик. Визит прокурора Камалова в банк не шел у него из головы. С Ферганцем следовало определиться как можно быстрее. Тот явно протягивал ему руку помощи, руку для сотрудничества, хотя и не сказал всего, что знал, особенно того, что связано с «Шарком». Впрочем, не стоило таить на прокурора обиду, он ведь сам тоже не сказал Ферганцу, почему приезжал к нему в Мюнхен вор в законе – Талиб Султанов. Как не сказал и другого – почему выкрали Гвидо Лежаву, ведь этим «почему» Камалов обеспокоен больше всего. Но пока он не разобрался с Сенатором и Миршабом, не узнал их дальнейших планов, вряд ли стоило вводить прокурора в курс дел, как бы этого тот ни хотел и какая бы опасность ни складывалась для него вокруг банка. Он все-таки рассчитывал только на себя, привык так, ибо никогда не доверял государству, не искал у него защиты. Не мог же он сейчас без особого повода сказать Камалову, что после возвращения из Мюнхена, накануне открытия банка, ему позвонил незнакомец и, напомнив про недавнюю встречу на стадионе «Баварии», сказал, что сейчас, когда формируется руководство банка, он должен зарезервировать одно место среди членов правления и для них.

– Для кого? – тут же стараясь поймать на слове, спросил Шубарин. Но в этот раз говорил с ним человек более опытный, чем гонец в Германию, он спокойно ответил:

– Когда получим ваше принципиальное согласие, тогда и узна­ете. Впрочем, человек этот, возможно, и знаком вам.

Он тогда не воспользовался советом подумать день-два, а от­ветил сразу, довольно-таки жестко:

– Есть страны, в которых банк сравнивают с церковью, где не выдают тайн исповеди. Для меня же свято и то, и другое. Так что не только на место в правлении, но и на любое другое, рядовое, можете не рассчитывать, я играю только со своей командой. А что касается нашего разговора на стадионе в Мюнхене, если есть реальные предложения, заходите, поговорим. Банк открывается на днях.

Этим приглашением он хотел заманить людей, севших ему на хвост, к себе в резиденцию, важно было знать – кто? Уж там он что-нибудь придумал бы, организовал достойную встречу. Но на другом конце провода, видимо, разгадали его ход, поблагодарив за приглашение, завершили разговор.

На другой день примерно в то же время, что и накануне, раздался вновь телефонный звонок, и знакомый голос сделал новое предложение.

Напрасно Шубарин вглядывался в определитель номера, чтобы уточнить, откуда звонят, – говорили из автомата, как и вчера. Незнакомец и на этот раз был краток:

– Мы тут, Артур Александрович, посовещались, – говорил тихо человек из телефона-автомата, – и решили: если вы не берете нашего представителя на работу, вы будете обязаны регулярно давать нам сведения о своих крупных вкладчиках в акционерах. Вы понимаете, о чем речь: откуда им идут деньги и куда переводят они. Дни, когда поступают и изымаются крупные суммы. Ну, и конечно, патронировать над нашими двумя-тремя фирмами, куда время от времени будут загоняться солидные деньги.

Шубарин выслушал спокойно, хотя в нем все клокотало от возмущения, как и некогда на стадионе «Бавария», ответил он сдержанно:

– Мне кажется, мы вернулись к вчерашнему разговору, а вчера я ясно сказал – нет. Если я не беру вашего человека, который делал бы то, о чем вы просите меня сегодня, – разве я сам дам такую информацию? Я ведь сказал вам, для меня банк что цер­ковь, и я не предам своих прихожан, чего бы мне это ни стоило.

– Ваше упрямство или ваша старомодная любовь к ближнему может вам дорого обойтись, – перебил его человек из телефонной будки.

– Возможно. Но я готов к такому исходу. Повторяю, можем вернуться только к разговору в Мюнхене, и ничего больше.

– Ну, смотри, Японец, не прогадай, для начала мы испортим тебе праздник… – и разговор неожиданно оборвался.