Судный день

Стояла такая пора нахичеванского лета, когда днем земля пеклась в жару, скалы накалялись, как кузнечное горнило, а после захода солнца жар, словно отсеченный клинком, спадал, и зябкий холод вызывал озноб. Ни знакомые перепады жары и холода в отчем краю, ни запах полыни не могли заглушить в нем запаха гари, и он оставался в беспамятстве до тех пор, пока до него далеким эхом не донеслись крики "Анал-Хакк!" Эти крики, такие далекие и такие тревожно будоражущие вернули отлетевший было дух в страждущую клетку его тела, и, пытаясь придать силы своим ногам и выпрямиться, он беззвучно шептал себе: "Вставай, эй, Хакк, вставай!" Но тело его долгие годы чрезмерно угнеталось волей Хакка и теперь не слушалось. Фазл не в состоянии был даже поднять головы и не видел, как тысячеверблюдный отряд, выбравшись из безлюдного ущелья, молниеносно ворвался в стан тимуридов под Алинджой, и как собрались толпы мюридов, созванных с обоих берегов Аракса и заполонивших широкое холмистое поле от Илан-дага до подножья Алинджи. Среди них были и защитники крепости в броне, со щитами, мечами и пиками, и спустившиеся с гор ремесленники, вооруженные и безоружные, набравшие в полы своей хирги кучу камней, и если бы тысячеверблюдый отряд не так стремительно проскочил по мосткам через рвы в стан, то вокруг арбы с клеткой кровь потекла бы рекой.

Фазла выволокли из клетки, стащили на землю и поволокли по земле на вершину высокого холма на самом краю стана напротив крепости Алинджа; грубые, злобные руки швырнули его на каменистый гребень, и Фазл пролежал тут всю ночь, не ощущая- ничего, кроме предчувствия неотвратимого погрома, тисками сжимавшего ему сердце. В предрассветной полутьме послышался звон цепей, но Фазл, обычно сверхчуткий к звукам окружающей среды и умеющий распознавать их значение, не ощутил, как убийцы, замкнув цепи на его щиколотках, привязали его к хвосту коня. После краткого покоя, мгновенного сна, снизошедшего на него перед рассветом, он очнулся от холодного дуновения ветерка, коснувшегося его век, и, открыв глаза, ощутил великое счастье, ибо увидел пропавшего без вести еще на реке Куре мовлану Махмуда. Тайный дервиш - Ключ от дверей Дива - был жив-здоров, стоял невдалеке от него рядом с эмиром Гыймазом и военачальниками на гребне холма. Увидев, что Фазл открыл глаза, он подошел к нему.

- Уходи с верой, Устад! Див сам в плену у нас. Втайне от шейха Береке и его сеидов он послал наследнику Мираншаху указ: "Ни на кого из хуруфитов, кроме Фазлуллаха, руки не поднимать!" Наследник в растерянности, а все, кто окружает меня, приняли истину Хакка, - сказал он и в подтверждение своих слов показал на необычное оружие под кушаками эмира Гыймаза и военачальников деревянные, в две пяди длиною мечи.

Так Фазлу суждено было перед смертью еще раз испытать экстатический восторг победы своих идей; со слезами, закипавшими в глазах от счастливого волнения, он тихо, слабым голосом обратился к своему верному дервишу:

- Благодарю тебя, сын мой, благодарю. Прости, я было засомневался в тебе, смятение духа видел в тебе и думал, что ты сломился. Я вижу теперь, что ты, хоть, и порвал в ту ночь на берегу Куры решение о сдаче, но первый из всех осознал, что последний мой стан - у подножия Алинджи. Задолго до событий ты провидел, что мюриды поддадутся соблазну спасения, и избрал единственно правильный путь воздействия. Нет слов возблагодарить тебя за верность и плодотворность твоих трудов. Мою благодарность передай и Сеиду. Я знал, знал, что его дервишество к Диву ознаменуется чудом. Своей неукротимостью он пленит еще многих дивов. Но помните, всегда помните, что залогом ваших побед является постоянство и верность нашим идеалам внутри каравана, и если хоть в одном очаге Хакка поколеблется истина, Див вновь возродится, и вновь прольется кровь человеческая. Передай Сеиду мою благодарность и слова предостережения, чтобы не полагался всегда и во всем на свою мощь, а опирался на мощь мюридов, хранящих дух Хакка. Что же до конкретных поручений, то вот они, выслушай. Закончив дела в Руме, Сеид вместе с тобой отправится в сверхтайный очаг (Сверхтайный очаг в Самарканде, столице Тимура), дабы ты предпринял необходимые меры для освобождения наших несчастных угнанных пленников, а Сеид продолжал раскрывать тайны Хакка перед нужными людьми. Затем Сеиду следует заново обойти Багдад, Суру, Алеппо, Щам и все те места, в которых он уже был в своем двухгодичном дервишестве, и повсюду разъяснять истины Хакка и его программу, исключающую оружие и войны. Передай ему: пусть не забывает, что Див никогда не отступится от своего намерения покорить мир и, сколь ни изме нялось бы его нутро, страсть завоевателя в нем не затухнет. После победы над Тохтамышем Див непременно сразится с Ильдрымом Баязидом, а если хватит жизни, пойдет походом на Египет, Индию и Китай. Пусть дорогой Сеид помнит об этом и не очень задевает завоевательские страсти Дива, если вновь предстанет перед ним. Главная же и первая его забота - всюду и всегда разъяснять тайны Хакка...