Судный день

Прошло оашшадцать лет. В тысяча триста девяносто пятом году Тимур победил в битве при Астрахане Тохтамыша, который вскоре, разбитый и разоренный, исчез в степях, как раненый волк, а в тысяча четыреста втором году победил и пленил Ильдрыма Баязида под Анкарой. Летописец сообщает, что, возвращаясь с победой из Рума, Тимур вез в железной клетке на арбе Баязида и, приближаясь время от времени верхом к нему, плевал в лицо сквозь прутья клетки и всякий раз швырял ему вести одна злее другой. "Твой наследник Сулейман сбежал, бросив тебя в окружении", - бросал он ему в лицо с плевком. "Род твой опозорен навеки, и царство твое развалилось!" - говорил он ему в гневе. Баязид же, которого ему так хотелось сломить окончательно, и в клетке глядел на него ястребиным взглядом единственного здорового глаза, прикрывая слепой свой глаз краем чалмы.

И Шами, и другие летописцы объясняли безудержную ярость одного завоевателя, па другого гордыней мирового господства, а также тем, что в битве под Анкарой Баязид сражался отчаянно и Тимур понес большие потери. Летописцы, не скупясь па подробности, рассказали, как в той битве был смертельно ранен один из любимейших внуков Тимура и как скончался он по прибытии в Самарканд. Об истинной же причине этой ненависти к уже поверженному врагу летописцы не пишут ни слова, и потаенный смысл последних лет жизни Тимура остается покрытым тьмой.

После того же, как на языки мира были переведены записки кастильского посланника де Клавихо, которого послали из Кастилии в далекий Мавераннахр изучить и описать все, что известно об эмире Самарканда, среди историков и исследователей получат распространение такие мнения, как: "Европейцы не считают Тамерлана мусульманским правителем", "Религия была для Тамерлана лишь средством достижения власти". Когда "Уложение" Тимура было переведено на европейские языки, историки поразились контрастам справедливых и мудрых законов, диктованных эмиром Самаркандским до последних дней своей жизни, и живой памятью о страшных погромах, о башнях из отрубленных голов, о людях, замурованных в крепостные стены. Интерес к эмиру Самаркандскому вспыхнул с новой сплои, н все вновь обратились к запискам кастильского посланника де Клавихо, но мало кто обратил внимание на несколько, фраз о том, что в самаркандских мавзолеях, построенных Тимуром, и на знамени его он вместо полумесяца пророка Магомета увидел герб "Три круга", а в окрестностях Самарканда встречал одетых в белые одежды христиан, свершающих обряд с огнем. Одетые в белые одежды люди, бреющие себе лица с помощью горячей головешки, были мюриды Фазла, а "Три круга" - их символом Земли, Солнца, Луны,

Чужеземный посланник не разобрался в том, что видел собственными глазами, и не понял, что Тимур, сохранив ислам как официальную религию и подавив волю своих сановных сеидов, обязал их признать наряду с лояльными суфиями и хуруфитов в своей державе и принял их символ вселенной - Землю, Солнце, Луну "Три круга", замеченных де Клавихо.

Спустя несколько лет после казни Фазла ни для кого в царстве Тимура не было тайной, что "подле змира Тимура сидит хуруфит", когда же стали говорить, что трон змира во дворце Полистан в Самарканде стоит на синем камне и что даже воспитание своих младших внуков Тимур доверил окаянным еретикам азербайджанцам, Кыбла которых - синий камень Мусы, и что все поборники "лаилахаиллаллаха" в ожидании коренных перемен в правлении Тимура, который склоняется к принятию "анал-хакка", погружены в глубокий траур. Такой же синий камень, какой лежал под тропом повелителя, позже привез из Монголии внук его Улугбек, будучи правителем Самарканда, и, как известно, посвятил свою жизнь изучению тайн вселенной.

Но неожиданно все круто изменилось.

В индийском походе в тысяча триста девяносто девятом году эмиру Тимуру донесли, что в запасных наступательных полках объявилось множество смутьянов, подбивающих воинов на восстание. Тимур, охваченный страхом, не раздумывая, приказал предать всех мечу, и когда сосчитали число убитых, их оказалось сто тысяч, но кто они были и откуда явились, осталось нераспознанной тайной, ибо на лицо они были схожи кто с тюрками, кто с персами, кто с индусами, иных же отличительных примет не имели. Тимура одолевало страшное сомнение: не были ли эти дервиши, не убоявшиеся идти в его армию, теми свободными от страха мюридами Фазлуллаха? И если так, то выходит, что хуруфиты обманули его и единственное истинное оружие - символический меч, и правда Хакка, и царство Хакка на земле - ложь?! И свободные от страха хуруфиты вовсе не отреклись от мысли о восстании? Расположившись во всех мечетях, у тронов его сыновей и всех правителей его обширного царства, они решили дотянуться до армии?!