Судный день

Получив же с Багдадской дороги приказ повелителя арестовать с помощью ширваншаха Ибрагима еретика Фазлуллаха и казнить его перед Алинджой, раскрыть девять тайных хуруфитских очагов в девяти городах и уничтожить их, схватить и казнить всех халифов и мюридов Фазлуллаха, вырвать с корнем и истребить хуруфизм, Мираншах в отчаянии схватился за голову - мозг его, казалось, жалили изнутри скорпионы. Он знал, что отец сердит на него за долгую безрезультатную осаду Алинджи, за то, главным образом, что осажденную крепость поддерживает, в сущности, все население Азербайджана.

В "Уложении" - книге, которую, повелитель диктовал своему писцу в походах меж двух сражений или в воинском стане, - не говорилось о возможности смертной казни для наследников, по наследник, совершивший предательство по отношению к государству и правителю или не выполнивший его приказа, мог быть лишен сана и наследства, и это установление сверлило сейчас мозг Мираншаха. Младшие братья, Шахрух и Омар Мирза, держались мнения, что отец продиктовал эти слова для предостережения от дурных дел и побуждений, на деле же никогда не станет наказывать так сурово своих детей, и рез того пожизненно наказанных головными болями.

Но, выслушав невыполнимый приказ об аресте и казни Фазлуллаха, о раскрытии и уничтожении девяти хуруфитских очагов в девяти городах, Мираншах уже не сомневался, что он, согласно "Уложению", за невыполнение приказа будет лишен сапа и наследства, доставшегося ему после смерти старшего брата. К тому же боли в ногах, мучившие его с детства, так усилились, что наследник не мог заснуть, пока ему не сделают массажа; увидев же, что ноги его истончаются, подобно правой парализованной ноге отца, он испытал такой страшный приступ головной боли, что переполошил весь двор. Лекари в один голос твердили, что спасение в покое, советовали ему понюхать снотворного дурмана, чтобы заснуть и отдохнуть во сне от боли. Вельможи предлагали пригласить после отдыха литераторов и ученых и поучительными беседами, равно как и чтением развлекательных книг, отвлечься от гнетущих мыслей. Они подтверждали свою мысль примером его младших братьев Шахруха и Омара Мирзы, которые-де тоже страдали головными болями, но, увлекшись чтением книг и учеными беседами, излечились, от них. Мираншах и прежде слышал об этом. Поговаривали, правда, что Шахрух приютил в своем дворце еретиков и почитывает запрещенные шариатом книги, в коих бренный человек приравнивается к богу и отрицается страх божий; поговаривали также, что он послал еретиков и к брату Омару Мирзе с тем, чтобы и его приобщить к ереси, за что вельможные сеиды сделали Шахруху строгое внушение, ставшее причиной разногласия между братьями.. Но какие бы там ни ходили слухи, а несомненно то, что книги и поучительные беседы помогли братьям излечиться от недуга, и Мираншаху было бы весьма полезно последовать их примеру.

Но Мираншах изживал свою болезнь охотой, вином и женщинами.

Сжимаясь от болей под шелковым одеялом, он вдруг вскакивал и, не надев даже халата, в одной исподней рубахе садился на коня и мчался, не разбирая дороги, а вслед ему в напряженном молчании, не отрывая от него встревоженных взглядов, скакали друзья юности, его приближенные. Обессилев и замучив всех бесцельной скачкой, он спешивался где придется, приказывал подать вина и, напившись пьян, возвращался, предвкушая при виде своей Султании, белокаменные колонны которой из-за отсутствия крепостных стен виднелись издалека, следующее средство своего исцеления. Но боль иной раз достигала такой силы, что у него мутилось сознание. Оставалось одно только ощущение боли и сжавшееся в ком стремление избавиться от нее. Тело, натренированное с юности, бешено сопротивлялось боли, и ком сопротивления, превращаясь в камень, давил на мозг, не впуская в него никаких иных мыслей и чувств.

Проснувшись после глубокого сна, в который он впадал, как в пропасть, после бешеной скачки, вина и женщин, Мираншах вспоминал об отце и его грозном приказе. Зная, что шах-предатель никогда не схватит Фазлуллаха и что дервиши-хабаргиры, облазив вдоль и поперек весь Иран, южные земли Азербайджана, Нахичевань, Карабах, Шемаху и Гянджу, не обнаружили очагов хуруфизма, что "анал-хакк", пожаром охвативший весь его удел, никогда не будет искоренен, он снова начинал метаться в корчах. Не видя иного выхода, Ми-ракшах поднимал в поход семьдесят тысяч всадников, скакал, высунув искусанный и почерневший от запекшейся крови язык, рубил мечом всех, кто попадался ему на пути, будь то мужчина, женщина, старик иль ребенок, поджигал города, села, мечети, медресе, молельни, оставляя за собой пожарища и, руины.

В один из таких безумных набегов он сравнял с землей Астарбад (Известный также под названием Азадабад. Не путать с городом Астарабад на Каспийском море) - город искусных ремесленников, который был пощажен даже эмиром Гыймазом, прославившимся своей жестокой расправой с нахичеванцами в Зияульмульке.