Судный день

На правом берегу реки Алинджа, которая, растекаясь в верховьях, в зарослях тамариска, множеством ручейков, а пониже, снова слившись, с грохотом низвергалась с каменистого спуска, на вершине могучей скалы чернели, казалось, вросшие в нее башни непокоренной крепости, молчавшей под пристальным наблюдением воинов караульного войска в островерхих шлемах, железных кальчугах, на белых конях. В один из душных мглистых весенних вечеров в каменистом ущелье к востоку от осажденной крепости появился всадник на таком же белом коне, в лисьем треухе, прибитом весенним дождем, в простом сером чекмене, в каких ходили воины продовольственного войска, без брони и оружия... Придержав коня, он долго смотрел на крепость, потом повернул налево, к косогору, изрезанному множеством тропинок, - туда, где, рассыпавшись по всему склону, был стан тимуридов. Кто бы мог предположить, что это был властелин Мавераннахра и Хорезма, Ирана и Ирака, Азербайджана, Армении и Грузии - эмир Тимур?

Сардар Алтун, укрывшийся за прочными стенами крепости Алинджа, знал из донесений гонцов, что трехсоттысячная армия эмира Тимура, покинув Уч Килис и не сворачивая к Нахичевани, направилась в сторону Карабаха, и никак не ждал, что он повернет обратно. Воины же, несущие дозор на башнях и отвесах окрестных скал, соединенных тайными ходами с крепостью, привыкшие видеть белоконное караульное войско, день и ночь маячившее перед глазами, пропустили без внимания одинокого всадника на таком же белом коне.

Тимуриды же распознали из стана личный отряд багадуров и личное продовольственное войско повелителя, а вслед за этим, узнав и его самого, засуетились.

Тимур был так же слитен со своим конем, как бывает слитна скала с землей, из которой растет: в седле никто не видел следов его болезни и хромоту. Когда же нога его коснулась земли, она словно бы ушла из-под ног, и его громадное тело, потеряв точку опоры, покачнулось.

Военачальники, сеиды и дервиши-хабаргирды, сбежавшиеся, чтобы поклониться властелину, и прежде видывали, как трудно ему спускаться с коня на землю, но такого, чтобы эмир едва держался на ногах, пока не бывало. Очевидно, властелин едет издалека и в пути не отдыхал. Тысячники, стоявшие позади, ждали, что к властелину подойдут темники; те, в свою очередь, считали, что подойти и поддержать эмира Тимура надлежит его давнему соратнику эмиру Гыймазу, но и последний тоже не двинулся с места.

Старые соратники эмира Тимура, ведущие в походах авангардные полки, увенчанные победами, воинской славой и наградами, считались здесь, в стане под Алинджой, счастливцами. Победы же эмира Гыймаза в прежних походах и награды за них обошлись ему непомерно дорого, так как по назначении его правителем Нахичевани он осужден сидеть под этой проклятой крепостью и зимой, на леденящем, режущем ветру, и летом, в адский зной и духоту, не смея уйти и не умея овладеть ею. В первые годы осады принц Мираншах, объединив свое войско с войском эмира Гыймаза и достав из ножен меч, сам водил их на штурм крепости, но, оставляя всякий раз горы трупов и обугленные осадные лестницы под стенами крепости и потеряв надежду на взятие ее штурмом, они отступили на левый берег реки и окружили свой лагерь глубокими рвами. Тогда-то и начались атаки защитников крепости, которые, спускаясь неслышно по скалам, вдруг как с неба сваливались на караульное войско, а то, появившись с тыла, с противоположного склона горы и осыпав стан дождем стрел, исчезали, а то еще, скатившись ночью с Йлан-дага, упирающегося вершиной в звезды, разгоняли пасущиеся в долинах табуны тимуридов и, врезаясь небольшими группами, спиной к спине, в ряды тимуридов, подоспевших из стана для спасения табунов, бились с ними ожесточенно и долго. Эмир Гыймаз, знавший по опыту, что ночные схватки служат капканом для его воинов, и оберегающий осадную армию от бесполезных битв, стоя у шатра, до утра слушал дикое ржание копей и звон мечей об щиты, доносившийся из-под Илан-дага, а на рассвете, когда выжженные холмы и луга были усеяны черневшими трупами воинов и отсверкивающим оружием и броней, вынужденно посылал новые отряды для спасения табунов, и все начиналось сызнова.

И так тянулось день за днем и год за годом. По словам дервишей-хабаргиров, в Алипдже было столько же землекопов, сколько воинов. Искусные мастера, проработавшие всю жизнь в нахичеванских соляных копях, они прорыли за семь лет осады лабиринт подземных ходов и так хитро соединили ими оба склона горы, что совершенно невозможно было определить, откуда могут появиться защитники крепости и куда вновь исчезнут, ибо скалы тут обладали способностью раздвигаться, впуская в подземелье воина, и тотчас наглухо задвигаться. Поэтому в ночных сражениях гибли преимущественно тимуриды, и с наступлением, утра трупы их чернели на выжженной солнцем земле, а брошенные шлемы и оружие зловеще поблескивали на солнце. И этому не видно конца.