Судный день

Фазл увидел смятение на лицах мюридов и понял наконец причину беспокойства мовланы Таджэддина. Но было поздно, несколько слов лекаря разбили тонкий ледок молчания, и сход, взорвавшись криками, потребовал уничтожения позорного решения и возвращения Всадника вечности в безопасное укрытие.

Один лишь мовлана Таджэддин со хвоей свитой и гасидами, которые стояли наготове, держа коней под уздцы, сохраняли спокойствие в этом бушующем море страстей.

Обвинив своего лекаря в подвластности страстям, Фазл сам дал волю чувству и тем перечеркнул свою проповедь, произнесенную с высокого минбара.

- Мы Дива не боялись, армии его не боялись, правду свою по свету несли, неужто же одного отряда убоимся?! - кричали мюриды. - Езжай в безопасное место, Устад! Отправляйся в укрытие!

- Для чего мы собрались - для самопожертвования или для того, чтобы принести в жертву Фазла?! Прими нашу жертву, Устад! Прими нашу жертву! кричали они.

- Что может отряд вооруженных невежд против нашей воли и правды?! Наберем полные полы камней и будем отбиваться до тех пор, пока половина нас ляжет костьми, а другая половина одержит победу! - кричали они, повторяя слова Дервиша Батина.

И тут выступил Юсиф и предложил Фазлу неслыханную вещь.

- Созови всех своих союзников и последователей, Устад, и объяви День Фазла! Власть должна принадлежать Фазлу! - сказал он, и по тому, с каким воодушевлением толпа одобрила его предложение, Фазл понял, как далеко зашел в своих целях Дервиш Батин.

Юсиф же, опершись на плечи двух мюридов, излагал свою программу, обращаясь то к Фазлу, то к сходу.

-Если объединить силы Кара Юсифа Каракоюнлу и султана Ахмеда Джелаири с силами сардара Алтуна и Сеида Орлата, да еще подкрепить их силами аснафа могучего класса ремесленников, то можно свергнуть лицемерного ширваншаха, говорил Юсиф, - а там в дело вступит Тохтамыш-хан, который давно ждет под Дербентом случая сразиться с Дивом, да еще Ильдрым Баязид готовится со своей стороны к войне с ним; а Царство справедливости восторжествует только после гибели Дива.

Одобрительные возгласы мюридов, сопровождавшие речь Юсифа, сотрясали горы.

Фазл стоял в стороне и с болью в сердце думал, что он упустил что-то, проглядел, когда в свое время недостаточно всерьез воспринял экстаз, в каком его мюриды изъявляли свою готовность, к самопожертвованию. На сходе накануне их демонстрации перед Гюлистанским дворцом они все твердили: "Спасение Фазла в оружии", но и тогда Фазл, хотя и насторожился, не придал этому особого значения. Теперь же, слушая Юсифа и одобрительные возгласы мюридов, он со всею ясностью увидел, какое кровожадное чудовище взросло из идеи самопожертвования. Он ужаснулся и в растерянности обратился к мовлане Таджэддину:

- Мовлана! Прояви власть, мовлана! Мои мюриды ослепли!.. - Одолев минутную слабость, Фазл крикнул громко и властно: - Воля Хакка необорима! Разойдитесь! - И, повернувшись, направился к ожидавшей его группе сопровождения.

Дервиш Гасан сидел уже в седле на низкорослой ширванской лошади. Фазл объявил, что лекарь удаляется из группы, и, не посмотрев на дервиша Гасана, который изменился в лице и сжался, как от удара, сел на коня и удалился.

14

- Передайте Дервишу Гаджи: "дело счастья" откладывается. До того же времени, когда состоится наша встреча с Высокоименитым, Дервишу Гаджи и Амину Махраму следует держать под надзором вооруженный отряд и в случае каких-либо приготовлений или перемещений тотчас сообщить моим гасидам. Тот факт, что Дервиш Гаджи отвез на берег Кюрделема решение о сдаче, в вину ему не ставить и помнить, что 'решение принято не по его воле. Дервиш Гаджи человек чистый и простодушный, и недоверие мюридов в ответ на все его добрые дела может сломить его.

Передайте Амину Махраму о том, что раис Юсиф временно отлучен от дел и до тех пор, пока не изменятся наши мысли о нем, связь его с Гюлистанским дворцом считать неблагонадежной. Впредь Амину Махраму и Дервишу Гаджи осуществлять связь с нами через мовлану Таджэддина, которому передано ведение всех ширванских дел.

К городским воротам и на тайные квартиры посылать дервишей, лично знакомых и дружески расположенных к мовлане Таджэддину.

Считать противоречащими воле Хакка все обряды дервишей и речи о союзниках во дворце Высокоименитого и поблизости от него.

Сеида Али и Фатьму осведомить обо всех делах и намерениях наших и незамедлительно призвать ко мне обоих...

Фазл дал гасидам еще несколько поручений и замолчал. О том же, что местом отдыха избрал святой Малхам, он не сказал пока ни гасидам, ни мовлане Таджэддину. В Малхаме, хоть и опустевшем, нетронутыми стояли поющие кельи, а Фазлу хотелось взбодрить свое изнемогшее тело.

Он ехал, уставившись на белую гриву низкорослой, как мул, лошади, согнув стан, подобно столетнему старцу, хотя ему было всего пятьдесят пять.