Судный день

– Похоже, у каждого своя тайна, и все что-то скрывают. Едва раскроешь одну тайну, как тут же появляется несколько других. В этих стенах люди говорят и замалчивают настолько странные вещи, что хоть какая-то взаимосвязь между ними должна существовать и хоть что-то непременно должно быть связано с убийством. Вспомни третье правило Декарта, которое гласит, что явления, логически не связанные друг с другом, тоже следует включать в рассуждения. Подозреваю, что явления, которые мы считаем загадочными и странными, подчиняются некой скрытой логике. Вот только непонятно… – Томас умолк, так и не закончив мысли, отчего стал вдруг похож на трактирщика. Немного помолчав, он вновь заговорил – по-прежнему тихо, но теперь о вещах более понятных: – Чтобы продвинуться в поисках, нам нужно быстрее поговорить с трактирщицей и Марией. Но важнее всего – поговорить с плотником Густафом. Лучше сделать это прямо сейчас. Он все еще мой главный подозреваемый, и желательно, чтобы он поскорее признался. Пойдем посмотрим, не очнулся ли он от долгого сна и не сидит ли в тракти… – Томас замолчал, услышав на лестнице легкие шаги Марии. Мы думали, что она направляется в трактир, но вместо этого она обошла лестницу и потянула за ручку стоявшего под лестницей шкафа. Но тут же в страхе отпрянула.

– Оххх! – вскрикнула она, глядя широко распахнутыми глазами на наши темные фигуры в полумраке коридора. Судя по ее виду, ей показалось, будто она столкнулась лицом к лицу с самим воплощенным злом, притаившимся здесь и поджидавшим ее.

– Не бойся, Мария, это мы, – успокоил ее Томас, – ходили проведать твоего хозяина.

Смущенно хихикнув, Мария опять подошла к шкафу.

– Я и правда слегка испугалась, – призналась девушка.

Она открыла шкафчик и вытащила оттуда постельное белье. Прижимаясь к стене, мы протиснулись мимо Марии. От ее тела пахло потом и мылом.

– Если профессору и его помощнику… надо что-нибудь постирать, то я могла бы забрать одежду прямо сейчас… – И шаркнула ножкой перед Томасом – она явно хотела сделать книксен, но в коридоре было слишком тесно.

Томас насмешливо взглянул на меня:

– Да уж, кое-чему не помешает мыло и щетка, верно, Петтер? Но тебе тут виднее, чем мне. Поднимись с Марией в нашу комнату и отдай ей одежду, а я пока, так сказать, повинуюсь зову природы и схожу в хлев. – И, слегка поклонившись нам, профессор исчез за дверью.

Мария поднялась следом за мной по лестнице и принялась перестилать постель, а я собрал грязную одежду, которую мы затем свалили в кучу на расстеленную на полу простыню.

Она уже собиралась связать в узел углы простыни, когда заметила лежавшие за дверью вещи графа.

– Это тоже в стирку! – И, будто упрекнув меня в забывчивости, она схватила брошенную сверху шелковую рубаху.

– Нет, это графское, – сказал я, – и рубаху эту Томас разрезал – иначе не снял бы с тела. Я отнесу ее в комнату графа, а уж трактирщик пусть потом сам решает, куда девать все эти вещи, – протянув руку, я хотел забрать у Марии рубаху, – так что стирать ее ни к чему.

Однако, крепко вцепившись в рубаху, девушка ощупывала ее, разглядывала тоненькие, будто паутина, нитки, торчавшие там, где ножницы изуродовали благородную ткань, и восхищенно прижимала рубаху к щеке.

– Шелк… – вздохнула она, – и кто-то носил это каждый день… – Вдруг сердито посмотрев на рубашку, Мария вывернула ее наизнанку. – А это еще что такое?

Мария тщательно ощупала рукава, а затем протянула рубаху мне.

– Вот, потрогай!

Пощупав рубаху, я понял, что там спрятан какой-то продолговатый жесткий предмет. Мы разгладили ткань и хорошенько прощупали швы. Да, в самом низу обшлага в рукав была зашита бумага.

Я порылся в сумке и, отыскав нож, распорол шов и вытащил свернутый в трубочку листок, совсем небольшой, всего-то около четырех дюймов.

– Что там? – нетерпеливо спросила Мария, с любопытством заглядывая мне через плечо. Я развернул бумагу.

– Не знаю, – грустно сознался я, беспомощно рассматривая неразборчивую надпись, – те слова, которые я могу разобрать, написаны, кажется, по-немецки. Но все это похоже на чек. Смотри, вот цифры – “сто пятьдесят” и вот здесь опять “сто пятьдесят”. И ниже еще цифры.

Я свернул листок в трубочку и сунул в карман.

– Пойду покажу Томасу.

Стянув углы, Мария связала простыню в узел.

Я увидел профессора, когда мы собрались спуститься вниз, – он как раз вошел в трактир и закрывал за собой дверь. Нужно было перехватить Томаса до того, как тот усядется разговаривать с плотником, поэтому я быстро бросился к нему. Записка, которую граф зачем-то постарался хорошенько спрятать, могла оказаться важной, и мне хотелось поскорее отдать ее профессору. Мария исчезла за дверью – она понесла белье в прачечную.

В последний раз я заглядывал в трактир, когда приносил туда дрова, и с того времени народу там прибавилось. За одним из столов ужинали священник и плотник Густаф, а за другим сидела Бигги, но никакой еды перед ней не было. Когда я вошел, хозяйка уселась возле священника и начала накладывать себе еду.