— Большие надежды, — ответил он, держа в руках книгу.
— А, Диккенс, — я устроился рядом с ним, затем улыбнулся Исле. — Дальше я сам. Спасибо, Исла. Миссис Мактавиш приготовила чай, если хотите.
Она натянуто улыбнулась, вставая, чтобы уйти.
— Конечно. Спасибо.
Я не чувствовал необходимости спрашивать разрешения провести время с собственным сыном в собственном доме.
— Что ты думаешь? — я кивнул в сторону книги.
— Скучновато.
Я рассмеялся, потому что я думал так же, когда читала эту книгу. Я был почти уверен, что Диккенс получал деньги за слово.
— А ты знаешь, что первоначально у этой книги был другой конец? — Я подпер лодыжку коленом и положил руку на спинку дивана. — Спойлер: Пип провел всю свою жизнь, гоняясь за чем-то, чтобы заполнить пустоту. Он думал, что это деньги. Он думал, что это она — Эстелла. Во второй концовке они снова находят друг друга, и он не может представить, что когда-нибудь будет в разлуке. Но в первой концовке он понял, что его устраивает одиночество, и они пошли каждый своей дорогой.
— Почему они изменили концовку?
— Потому что людям нужна надежда на счастливый конец. Они не хотят верить, что можно потратить всю жизнь на поиски чего-то и так и не найти. Они не понимают, что некоторых людей устраивает одиночество.
— А как насчет тебя? Во что ты веришь?
— Я верю, что важно знать, кто ты есть. Здесь, — я прижал палец к его сердцу, — и здесь, — я постучал пальцем по его виску. — Остальное произойдет тогда, когда это должно произойти. Не жди этого. Не ищи его. —
— Значит ли это, что мне не нужно дочитывать книгу?
Я усмехнулся и взъерошил его волосы. — Это между тобой и Ислой. Она учительница. А я просто отец, — было все еще невероятно слышать эти слова из моих уст.
— Я когда-нибудь буду ходить в школу, как все остальные?
— Ты этого хочешь?
— Думаю, да.
— Тогда я сделаю так, чтобы это случилось, —
Он вытащил желтую липкую записку между страниц и использовал ее как закладку. Я уловил каракули на яркой бумаге и улыбнулся.
— Ты же знаешь, что у нас здесь есть настоящие блокноты и закладки?
Он свел брови, а затем расширил глаза, заметив записку.
— О, это не мое. Она была в книге. Они есть во всех книгах.
— Можно? — я взглянул на книгу, и он протянул ее мне.
Лирика.
Конечно. Это было так типично для нее сказать, так типично для нее сделать. Что-то потеплело в моем сердце, и мне вдруг захотелось открыть каждую книгу на каждой полке и прочитать все ее мысли. Именно такие мелочи, отпечатки пальцев, воспоминания, задерживающиеся в тихих комнатах, заставляли ее отсутствие говорить о многом.
Я провел пальцами по чернилам, затем закрыл книгу.
— Думаю, на сегодня достаточно чтения. Встретимся в конюшне?
Его лицо загорелось, и он вскочил с дивана.
— Мне нужно переодеться, но я сейчас приду.
Потом остались только я, книги и воспоминания о вздорной девушке с огнем в глазах, которая засыпала ночь за ночью на этом же диване с открытой книгой на груди. Она была девушкой, которая не боялась задавать трудные вопросы. Кто бросал мне вызов. Кто признавал мою темноту и понимал моих демонов.
Я взял Великого Гэтсби, вспомнив, что она читала его, и открыл.
Я поставил ее на полку и улыбнулся про себя, проводя пальцами по корешкам, пытаясь вспомнить все названия, которые я видел, когда укрывал ее одеялом и давал ей уснуть.
Я вытащил Анну Каренину.
И Моби Дик.
Потом Гордость и предубеждение.
Колющий укол ревности поднял свою уродливую голову, застигнув меня врасплох. Я запихнул его обратно с густым сглатыванием, пролистывая остальную часть полки.