Судный день

– Верно. Я даже обещал себе показать письменное доказательство. – Он порылся в книгах на письменном столе и вытащил небольшой томик в коричневом переплете. Перелистав несколько страниц, он поднял глаза. – В “Размышлениях о первой философии” Декарт пишет, что разумные существа не могут сомневаться в существовании своей души, а следовательно – и в собственном существовании. Далее он говорит, что у нас, людей, есть представление о безупречном существе, то есть о Боге, и что эта идея не возникла из пустоты и должна иметь причину. Причина эта, по его мнению, не может быть порождением существа несовершенного, коим является сам человек, а исходит извне, от совершенного существа. Он говорит: “Идея о совершенном существе имеет совершенную причину”. Исходя из этого, он приходит к выводу, что совершенство, то есть Бог, существует, иначе и идея о Нем не появилась бы.

Бигги смотрела на профессора так, будто тот сказал ей, что у него есть крылья и он умеет летать. Томас вдруг отшвырнул книгу:

– Что за вздор! Это ничего не доказывает! Все это лишь слова! Причина… – Тяжело дыша, он схватился за бороду. – Какова причина зла?! Почему у нас есть идея зла?! И если у меня нет идеи о совершенстве, значит, я могу доказать, что Бога не существует?!

Тобиас, старый слуга, принес горячей воды для ног и крапивной вытяжки, мое вечернее снадобье от ревматизма. Почему он прислуживает мне, а не наоборот? Случайность? Судьба?

Спроси я у князя Реджинальда, он наверняка ответил бы: “Божья воля!”

И тем не менее.

В последнее время он сам не свой. Князь не распространяется о том, что прочел, как бывало прежде. Он погружен в собственные мысли. Сегодня вечером он долго сидел, глядя в пустоту, – казалось, он забыл обо всем на свете, а затем вдруг вскочил и вышел. На него это не похоже.

В дверях он повернулся и хотел было что-то сказать, но не стал и просто молча ушел. Что-то мелькнуло в его взгляде. Неужели моя история открыла в его душе новый мир?

Воля Божья!

Я бы и сам так ответил, спроси меня кто.

– Всегда сомневайся! – часто говорил мне Томас. – И в моих словах тоже. Задавай вопросы и требуй ответа, ищи его, добивайся. Не принимай на веру того, что не имеет доказательств.

Томас Буберг всю жизнь следовал этому правилу и меня хотел научить тому же. По-моему, он настолько истово пытался ему следовать, что сомневался даже в самом правиле, сомневался, что оно без изъяна.

Помню, как в последний день года Господня 1699 лежал я на кушетке и чувствовал, как гневные слова профессора подогревают во мне сомнения, что мой мир рухнул, и неопределенность все сильнее сжимает испуганное сердце. Гели уж Томас порой сомневался в существовании Господа… А ведь профессор обладал мудростью и опытом, какие редко встречаются, и всегда старался найти обоснование собственному мнению… Что же остается мне? Как после всего случившегося сохранить веру, к которой с детства привык?

Я вспомнил, как Томас сказал трактирщику за день до этого: “Я настолько же уверен, что конец света не наступит, насколько убежден в существовании Господа”. В глазах у меня помутилось, образы обступили меня, вынырнули из белоснежного ада: граф, его кровавые внутренности, изуродованное лицо Марии, дьявольская ухмылка, Судный день! Они кружились передо мной, все быстрее и быстрее, – я прижал ладони к ушам и закричал.

Глава 35

– Почему? – Томас переводил взгляд с меня на Бигги. В руках у него была деревянная миска с едой.

Гнев его давно остыл, сменившись каким-то упрямым беспокойством. Я принял успокоительного и выспался, а Бигги тем временем прибралась в комнате и приготовила всем еду. Трактирщик с тревогой в голосе сообщил, что хозяйка слегла с тошнотой и головокружением, и попросил у Бигги помощи. Томас побывал в кузнице – осматривал тело Марии и разговаривал с Альбертом. Тот заверил, что ночью глаз не сомкнул, поэтому готов поклясться собственной жизнью, что Бигги ночью никуда из конюшни не отлучалась. Потом профессор с Бигги привели в чувство Густафа Тённесена. Они уложили лжеплотника в лохань и поливали холодной водой, пока тот не опомнился настолько, что смог самостоятельно одеться и доползти до собственной кровати. Однако окончательно он не протрезвел, поэтому ни о каком допросе и речи быть не могло. Как мрачно сказал Томас, тот и двух слов связать не мог.

Сейчас же профессора волновал вопрос “почему”.

– Нужно спросить – почему. Почему Марию убили? Почему убили графа? Я исхожу из того, что их убил один и тот же человек, – Томас задумчиво похлопал ложкой по губам, – но полной уверенности у меня нет.

Мы вяло ковырялись в приготовленной Бигги еде. На вид она казалась вкусной, но у нас не было аппетита. Перед обедом Бигги обтерла меня до пояса и дала свежую рубаху. Сейчас я чувствовал себя намного лучше, принимая во внимание обстоятельства. Но больше всего на свете мне хотелось услышать ответ на мучивший меня вопрос.

– Томас… – чуть слышно проговорил я.

Томас тут же посмотрел на меня.

– Что?