Судный день

– Я об этом сказала? – тихо, будто сама у себя, уточнила она. – Нет, не помню. Не знаю. Прошу меня простить.

– А как он обращался с вами?

– Сначала был вежливым, но потом сделался невыносимым. Заигрывал со мной и намекал на нечто непристойное – прямо в присутствии других. Даже когда рядом находился Херберт. Я старалась избегать встречи с ним и почти не выходила из комнаты.

Понимающе кивнув, Томас продолжал расспрашивать:

– Вам о чем-нибудь говорит имя фон Берхольц или фон Бергхольс?

Трактирщица посмотрела на Томаса с неподдельным удивлением:

– Нет, с чего бы?

– Вы уверены?

– Да, у меня прекрасная память на имена. – Она испуганно улыбнулась, а у Томаса уже готов был следующий вопрос:

– Где вы находились в тот момент, когда узнали от супруга, что он обнаружил в снегу тело одного из гостей?

– Я отдыхала в шезлонге в гостиной – в последнее время я неважно себя чувствую.

– Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? У вас есть свидетели?

Сперва она непонимающе посмотрела на Томаса, но затем осознала смысл вопроса, и в глазах ее сверкнул гнев.

– Да как вы смеете?! Вы что же, профессор, действительно полагаете, что я могла убить мужчину, с которым меня связывали подобного рода отношения?! Вы недостаточно хорошо знаете меня, профессор!

– Верно, – спокойно согласился Томас, задумчиво рассматривая ее лицо, – недостаточно.

Он поднялся и, подойдя к камину, поворошил угли и подбросил дров. Вернувшись к столу, он встал позади ее стула, так что госпоже фон Хамборк пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.

– А ваш супруг – он мог убить графа?

Она выглядела изумленной, однако ее реакция и новая волна гнева показались мне притворными.

– Вы… вы недостойный человек! Как вы можете…

Она поспешно вскочила, опрокинув стул, и быстро двинулась к выходу, вышла в коридор и с шумом захлопнула за собой дверь. Мы озадаченно смотрели на дверь, пока Томас не шевельнулся:

– Хм… инте… – Он умолк и взглянул на меня.

– …ресно, – договорил я за него, и мы рассмеялись.

– А ведь такой возможности она не исключает. – Поджав губы, Томас снова посмотрел на дверь и довольно кивнул. – Значит, мы разгадали еще одну загадку относительно личности нашего лжеграфа. А именно – почему он назвался разными именами.

– Как это? Неужели разгадали?

Томас с досадой взглянул на меня:

– Знаешь, Петтер, иногда можно подумать, что уши у тебя находятся на том месте, на котором ты сидишь. Трактирщица же практически выложила перед нами готовое объяснение. Она сказала, что когда граф явился сюда в первый раз и представился – то есть сказал: “Жюль Риго, капитан”, он прямо на полуслове запнулся, прикусил губу и рассердился. Задайся вопросом – почему, Петтер. Почему он повел себя таким образом?

Томас дожидался моего ответа. И почему же? Отчего мы вдруг умолкаем на полуслове? Потому что решаем умолчать о чем-то. Или, возможно, сомневаемся. Или хотим вспомнить что-то. Но ведь он-то назвал собственное имя – вряд ли его получится забыть!

Ну да, имя! Меня вдруг осенило.

– Назвав собственное имя, он ошибся! Ну конечно! Он должен был представиться графом, но в суматохе позабыл об этом!

Томас широко улыбнулся мне в ответ, и я радостно рассмеялся.

– И какие выводы мы можем сделать о капитане в графском обличье? – спросил Томас.

– Что для него подобный маскарад был непривычным.

– Верно. И в связи с этим мне сразу вспоминается дата на расписке – семнадцатое ноября. Допустим, что именно тогда он и должен был начать играть роль графа. Получается… дай подумать… что к моменту приезда сюда ему уже полагалось привыкнуть к своему новому облику. Но, возможно, за эти две недели ему не понадобилось прикидываться графом – может статься, он вспомнил об этом, лишь приехав на постоялый двор. Но в суматохе вспомнил не сразу. Непонятно только… – Прикрыв глаза, Томас потер переносицу. – Герцог. Похоже, этот герцог – хороший друг нашего южного соседа. Но вот длинные руки, которые надо обрубить… – Томас вопросительно посмотрел на меня. – Это, конечно, сказано образно, и, тем не менее, зачем отрубать руку своему приятелю?

Этот вопрос я оставил без ответа.

– Что толкает на предательство того, кого считаешь скорее другом?

– Не знаю. Женщина… Или деньги… – предположил я и понял, что знаю об этом не больше, чем куча навоза может знать об одеколоне.

– Деньги! – Профессор щелкнул пальцами. – А ведь ты прав: расписка! Возможно, в ней кроется разгадка. Графу платят за предательство герцога… – и тут улыбка на лице профессора сменилась гримасой досады, – вот только денег у него явно не было – достаточно посмотреть на его вещи. Нет, что-то здесь не сходится… – Он покачался на каблуках, а затем подтянул к себе стул и уселся. – Будь добр, приведи священника.

– Якоб Магнус Фриш, вы – пастор. В настоящее время прихода у вас нет, а направляетесь вы в Шелланд. Откуда вы приехали на этот постоялый двор?

– Как я уже говорил сегодня вечером, я ехал из Рибе, – бесстрастно проговорил священник.

– По какому делу вы ездили в Рибе?

– Я попросил перевести меня в приход ближе к королевской столице, где живет моя сестра, а в Рибе дожидался разрешения.