Судный день

Поднявшись, Томас потянулся и потер поясницу.

– Тогда у меня есть предложение. Ложись спать, выясни, кто убийца, и сообщи мне. Тогда мы схватим этого мерзавца и закуем его или ее в кандалы. – Профессор всплеснул руками. – Боже ты мой! Как же все, оказывается, просто! Я уже голову сломал, размышляя и придумывая, а всего-то и требуется, что спросить духов. Скажи, а ты не могла бы у них узнать заодно и о мотивах убийства: почему его убили? – Он стряхнул с брюк солому и посмотрел сверху вниз на Бигги. – Наверняка твоим помощникам не составит труда ответить и на этот вопрос. Что скажешь?

Поджав губы, Бигги вскочила и выпалила:

– Профессор может катиться ко всем чертям – плотник Густаф наверняка отправил бы его туда! А пастор посоветовал бы отправляться в преисподнюю. Выбирайте, что вам больше по душе – мне плевать, главное, чтобы я вас больше не видела! – Она резко отвернулась, тряхнув длинной косой, и принялась расстилать мешок из-под муки, явно намереваясь лечь спать.

Альберт встал и, запинаясь от негодования, заявил:

– Я благодарен вам за то, что вы признали меня невиновным в убийстве капитана Риго, но сегодня вечером вы повели себя недостойно. Прошу вас удалиться – иначе мне придется выставить вас за дверь.

На лице у Томаса выступили желваки. Профессор окинул взглядом огромную фигуру конюха. Я был уверен, что Томас наверняка померился бы с Альбертом силой, будь он уверен в собственной правоте. Однако он действительно повел себя низко и прекрасно это осознавал. Развернувшись, он зашагал к выходу, но возле двери остановился и посмотрел назад. Он провел рукой по лицу и потер глаза:

– Приношу свои извинения… – тихо, но отчетливо проговорил профессор. Он порядком устал. – Я действительно сожалею. Не знаю, какая муха меня укусила… – Он выпрямился и виновато посмотрел на Бигги. – Все эти вопросы… я только… может, твои духи действительно подскажут, кто и зачем убил графа?

Бигги кивнула.

– Спросишь их об этом?

Она снова кивнула.

– Спасибо.

Томас замер в нерешительности, вопросительно глядя на меня. Подумав, что профессор ждет меня, я встал и взял шляпу, готовый последовать за ним. Но он лишь положил руку мне на плечо и сказал:

– Петтер, ты мне не поможешь? Мы собирались спросить Бигги о чем-то, но я забыл, о чем именно… – Он растерянно умолк.

Я вдруг заметил, что под глазами у него набухли темные мешки, а возле носа и рта пролегли глубокие складки. Прежде я никогда не видел его настолько усталым, и мне стало стыдно, что я не заметил этого прежде и не помог ему.

– Да, конечно, сейчас обо всем спрошу! – И я вновь опустился на лежанку.

Бигги выжидающе смотрела на меня. Я вспомнил, что мы хотели задать ей два вопроса, но никак не мог решить, какой из них важнее, поэтому задал тот, который сильнее тревожил меня самого.

– Густаф Тённесен, которого мы привыкли называть плотником, рассказал, что видел, как ты танцуешь на сеновале перед самим дьяволом, – тихо проговорил я. От нетерпения и волнения голос у меня немного дрожал. – Он говорит, что это произошло в среду вечером. И что дьявол подпевал тебе… – Не в силах выговорить вопрос, я замолчал.

– Я знаю, что он меня видел, – спокойно сказала Бигги, – я пела йойк и звала помощников. Приходя на новое место, я каждый раз такое проделываю. Так им проще найти меня. Я стараюсь, чтобы меня никто не видел и не слышал, – она пожала плечами, – и думала, что на сеновале никого нет. Было уже поздно, и я не сомневалась, что все улеглись спать. И вдруг, откуда ни возьмись, там появился этот человек с вытаращенными глазами.

– Ты видела его? – не удержался Томас.

– Я его учуяла, – Бигги посмотрела на меня, словно полагая, что я пойму ее лучше, чем профессор, – или, точнее говоря, Бири его учуял.

Я догадался, о чем она говорила – Бири и меня учуял. Когда я зашел туда вечером, Бигги напоминала медведя, прислушивалась и переваливалась с ноги на ногу. Она сама была Бири.

– Бири почуял, что плотник зачем-то рылся в сене, а потом выскользнул из хлева и направился обратно в трактир.

– Значит, ты… то есть Бири почувствовал, что Тённесен видел, как вы… то есть ты… поешь и пляшешь? – уточнил я.

– Да, – улыбнулась Бигги, забавляясь моей неуверенностью.

– То, что тебе подпевал дьявол… что… что это было?

Бигги рассмеялась и, взяв бубен, ударила по нему деревяшкой. Звук получился чистым и гулким.

– Сегодня бубен весь день пролежал возле очага – он просох, и кожа на нем натянулась, – она нажала пальцем кожу, но та едва поддавалась, – а на сеновале холодно, и кожа мало-помалу обмякла, – объясняла саамка, – и вместо звука тогда получается странное дребезжанье, довольно неприятное для слуха. Вот тебе и дьявольские песни. – Посмеиваясь, она снова ударила в бубен и положила его рядом. Мне пора было переходить к вопросу о дне убийства, но тут вмешался Томас:

– А ты… или Бирн… ты… – Томас так и не смог смириться с Бирн, – не поняла, что понадобилось плотнику на сеновале?

– Нет. Он только порылся в сене и почти сразу же ушел.

– Где именно в сене? – не отступал профессор. К чему он клонит, я не понимал.