Судоплатов. Начало

В начале декабря 1918 года в Одессу прибыл капитан Эмиль Энно, вице-консулом назначенный. Поселился в гостинице «Лондонской» на Приморском бульваре. Начал с того, что объявил порт и Приморский бульвар вместе с Потемкинской лестницей зоной французских интересов. Читай — территорией Франции.

Одесса планировалась как база для наступления на Москву силами трех армий — гетманской, Добровольческой, Польского легиона. И немножко французской. По пути еще не забыть Петлюру разбить. А, еще и итальянцы приехали. 2 декабря с броненосца «Мирабо» высадились первые французские части. 17 декабря они перешли «границу Франции с Одессой» возле Оперного Театра. Начался период в жизни одесситов, когда выходя за хлебом до булочной приходилось пересекать пару государственных границ.

Но тут буча в самой Франции началась. Социалисты начали критиковать Клемансо в парламенте. «Народ устал от войны». Ллойд Джордж потер унылое британское лицо и сказал, что большевизм рухнет сам. Американский Вудро Вильсон высказался против интервенции, что не помешало потом пендосам таки поучаствовать в ней.

Задержка, в общем. Энно клятвенно уверяет Скоропадского, что сенегальские стрелки вот-вот на Киев пойдут, это Булгаков в «Белой Гвардии» хорошо показал. Тем временем, правосеки-петлюровцы берут Раздельную.

Дальше анекдот чистой воды — французы туда посылают пару немецких (!) батальонов. Немцы, пожав плечами, спокойно едут до Раздельной, там договорившись с петлюровцами едут домой кушать баварские сосиски. Под Раздельной Польский легион ревет ревмя и кроет французов пся кревом. А как им не реветь? Их 150 штыков. Гетмановцы туда 150 студентов отправляют и 100 конных полицейских. Добровольческая армия объявила нейтралитет, ага.

Гетмановцы плюнули и перешли на стороны Петлюры. Не все. Некоторые ушли на Дон, к Деникину.

В Одессу вошел Петлюра. Их было много, поэтому, когда в Малом переулке случилась свара между поляками и австрийцами — люлей отхватили все.

Французы призадумались — че делать-то? Единственный союзник исчез, а большевики активности не проявляли.

И опять про Мишку Япончика — этот под красно-черными флагами штурманул городскую тюрьму. Чтобы французы не мешались — пели «Марсельезу». 700 человек освободили, 60 жандармов были растерзаны, а начальника тюрьмы сожгли живьем. Петлюровцы бросились в погоню — успели дать залп по толпе. Убили около полусотни бандитов. Кто ж их считал? 16 декабря Мишка Япончик призвал не грабить рабочие кварталы. Был прав — взять там было нечего. А вот казначейство 18 числа грабанул — 2 лимона унес.

За некоторое время до этого в город прибыл генерал Гришин-Алмазов — соратник Колчака, один из организаторов мятежа белочехов.

Наконец, 17 числа в городе высадились зуавы — сенегальские и марокканские стрелки. Французы решили вытеснить петлюровцев из города, но руками Гришина-Алмазова.

Ночью с 17 на 18 на Польском спуске начались бои между белогвардейцами и петлюровцами. На все это дело лениво смотрели французы и угрюмо большевики. Бои шли два дня — по городу лупили французские орудия с эскадры, петлюровцы путались в топографии города — фактически повторилось январское восстание большевиков. Как обычно, пострадали вокзал, центр и Новый рынок. Потери с трех сторон — добровольцы, петлюровцы и мирные жители — от 100 до 120 человек. А хрен его знает, где похоронили. Это ж не большевики, которые всех в одной могиле похоронили.

Потом опять начались долгие формирования каких-то правительств. «Совещание» было создано. туда вошли — профсоюзы, «Союз возрождения России», Земско-городской совет Юга России, кооперативы, «Национальный Центр», Совет государственного объединения России, ДобрАрмия. Начали решать вопрос о государственном устройстве. И тут же задолбали и Гришина-Алмазова, и французов.

И тут Гришин-Алмазов послал куда подальше Деникина. Он не желал подчиняться никому. Создал свое правительство, отказался выполнять приказы деникинского Особого Совещания. В правительство набирал знакомых — своих и своего советника В. Шульгина. Так министром внутренних дел стал бывший могилевский губернатор Пильц.

Денег, как обычно, не было. Французы не давали, а Деникин свои не слал. Пошли по пути большевиков — нашли станок, начали печатать деньги гетмана, да. Деникин обозвал Алмазова «одесским сепаратистом», бывший министр финансов УНР Бородаевский заявил французам протест и потребовал, чтобы станок ему передали. Бородаевского тут же арестовали. Всего Гришин-Алмазов напечатал 523 миллиона карбованцев.

А число безработных достигло 90%, цены на хлеб выросли еще в три раза только за две недели. Начались голодные бунты. Народ просто приходил на рынки и сносил торговцев вместе с прилавками.

Зуавов поселили в Воронцовском дворце, они его немедленно засрали и заболели испанкой.

Французы замучались разбираться в хитросплетениях одесской политической жизни, махнули рукой и стали курить бамбук.

Гришин-Алмазов же занялся бухлом, развратом и картами, построил свой казино, где и кутил.