Суды над колдовством. Иллюстрированная история

Страх перед казнью? Конечно. Но раскалённое кресло, на котором тело обугливалось долгами часами, отгоняло у подсудимой мысли о пламени костра. Тогда быть может, она наивно надеялась, что её отречение воспримут как должное? Это вряд ли. Ничто не бесило юристов сильнее, нежели отказ от показаний. «Если это позволить, — писал Венедикт Карпцов, — преступление станет ненаказуемым, ибо все будут делать так? (1958 стр. 829) А юрист Брандт заявлял во всеуслышание «Если она отрекается, её надо пытать снова. Это необходимо, иначе служитель Фемиды будет только зря терять своё время (1958 стр. 880)».

Как ни рассуждай, остаются причины духовного свойства. Погибель души страшила обречённых больше смерти. Проявить слабость на этом свете, чтобы расплачиваться вечными муками на том, вот чего от них требовали на допросе…

За признанием по закону следует казнь, поэтому признаться, не будучи виновной, значит совершить самоубийство. А самоубийство есть действие, противное воле Божьей.

Нечего винить палача, обманутого ложным признанием. Отвечать перед Богом придется ей, убивающей себя чужими руками. Лжесвидетельство, из-за которого гибнут невинные люди, — это тоже смертный грех. Достаточно назвать хоть одну фамилию, и потом придётся вечно гореть в аду… Женщины, вовлечённые в ведовские процессы, были христианками. Ад, о котором так красноречиво вещали священники во время церковных проповедей, не был для них отвлеченным понятием. Выходит, стойкость, которая так раздражала инквизиторов, воспитывалась самой Церковью — парадоксальное противоречие эпохи.

Дочь чиновника из города Ульм пытали семь раз. Тогда несчастная спросила, может ли она надеяться на спасение души, если скажет неправду, она боится боли и готова признать что угодно, но совесть не позволяет ей лгать. Палачи воспользовались мигом слабости и дожали обвиняемую. Но потом она отказалась от своих слов и вынесла ещё девять пыток. На одном из допросов, которые она сама на себя навлекла, её растягивали на лестнице восемь раз (Wachter стр. 160, 161)!

«Христос терпел и нам велел», — гласит известная сентенция. То, что вынесли мнимые ведьмы, будет, пожалуй, страшнее распятия. Женщины и девушки, казнённые за связь с дьяволом, это истинные дочери Церкви. Только предубеждение мешает чтить их наравне с мучениками первых веков христианства. Кое-где это осознали уже давно и провели то, что мы в нашей светской жизни называем процессом реабилитации. В 1926 году в соборе святого Георгия отслужили мессы за упокой души Кристины Бёффген, зверски замученной на допросе, но так и не назвавшей «сообщниц» (Robbins, 1959 стр. 60). А на рубеже тысячелетий Римский Папа Иоанн Павел II публично покаялся от лица католической Церкви за страдания, причинённые во все прежние века еретикам и жертвам ведовских процессов!

Природа одаряет людей неравномерно. Не всем дана стойкость и волевой характер.

Одни подсудимые могли достойно держаться, опираясь на свои нравственные силы, другие покорялись ходу вещей. Мейфарт писал о таких отчаявшихся женщинах, что ими овладевало желание умереть и отвращение к жизни. «Они знают, что весь мир избегает их, что здоровье подорвано, пожитки утрачены и, если они отвергнут хоть единый пункт, новая пытка вырвет ещё худшее признание (Lea, 1939 стр. 741, 742). Вот тут-то и появлялся рядом исповедник — живое воплощение уснувшей совести. С его приходом проклятые вопросы возникали вновь. От них уже нельзя было увильнуть.

Николай Бессонов. Исповедь. Рисунок. 2001 г.

Может показаться, что за давностью лет мы никогда не узнаем, какие слова звучали во мраке тюремных подвалов. Лишних ушей там не было, а священник обязан был соблюдать тайну исповеди. Но первое впечатление обманчиво. Есть источники, по которым можно восстановить канву разговоров — это руководства для духовников, созданные в XVII веке. Инструкции появились не на пустом месте, в них спрессован трехвековой опыт Церкви. Авторы наставлений: Пауль Лайманн, Люпо да Бергамо и Тома Дельбен. Книги очень близки по смыслу и порой даже совпадают текстуально. Не будет большой натяжки, если мы мысленно объединим их в единое целое и под диктовку благочестивых авторов воссоздадим сюжет исповеди (1958 стр. 671–673, 987, 988, 1022–1024).

Священник входил в камеру заранее настроенный слушать через слово. Он был обязан пропустить мимо ушей жалобы на беззаконие. Процедура следствия находилась вне критики и осуждать варварство пыток было запрещено. Про духовника в наставлениях говорится: «Его дело — не судить о подобных вещах, а склонять к раскаянию». С самого начала гость предупреждал, что от него не следует ждать изменения приговора. Всё сказанное останется тайной. Если бы он бегал к судье со словами о невиновности осуждённой, прочие узницы, узнав об этом, начали бы наперебой говорить, будто и они не виноваты. Даже отпетые ведьмы будут врать, лишь бы спасти свою жизнь. А посему надо сразу понять: духовник не адвокат. Если он прослывет заступником ведьм, исповеди превратятся в нагромождение лжи.