Шесть бамбуковых брёвен лежали на полу. В кухне они не уместились, и концы их вылезали в коридор. Снег, облепивший брёвна, растаял — на золотистых боках сверкали янтарные капли.
— Одного не пойму, — говорил Оськин. — Как бамбук попал в подвал?
— Чай и бамбук — одного поля ягоды, — отвечал Орлов, помахивая вывеской «Высоцкий и К°». — Поверьте мне: где чай, там и бамбук.
— Видимо, в этом подвале были чайные склады купца Высоцкого, — рассуждал я. — Вместе с чаем он привёз и бамбук. Хотел, наверно, построить бамбуковый домик, чтоб чай в нём пить.
— Бамбук применялся для упаковки, — спорил со мной Орлов. — Этими брёвнами обшивали тюки с чаем. Они работали как спасательный пояс, чтоб чай не утонул, если корабль перевернётся.
Так болтали мы о чае и бамбуке, и чай заваривался в чайнике, бамбук лежал на полу, и мне ясно было, что он занимает в мастерской слишком много места.
Мне хотелось начать строительство лодки немедленно.
Несколько дней бродил я вокруг бамбука, чистил брёвна, гладил их, измерял.
В тельняшке, с топором и ножовкой в руках парил я над бамбуком, примеривался, прицеливался, мечтал. Но никогда в жизни я не строил никаких лодок и так просто тюкнуть топором по бамбуку не решался.
Надо сказать, что тельняшка теперь у меня была цельная, далеко позади остался треугольный кусочек, я донашивал вторую свою тельняшку. А хорошая тельняшка, как известно, служит хозяину примерно десять лет.
Шли недели. Без движения лежал бамбук у Орлова в мастерской. Посетители спотыкались о него, восхищались таким толстым невиданным бамбуком. Орлов гордился, расхваливал бамбук и мою идею.
Прошёл месяц, и настроение Орлова переменилось.
— Здесь не чайный склад купца Высоцкого, — шутил он. — Пора превратить бамбук в лодку.
За месяц Орлов совершенно излечился от «бамбуковой болезни». Он подхватил где-то «керосиновую болезнь» — стал собирать керосиновые лампы и в короткий срок набрал столько ламп, что их некуда было ставить. Бамбук же занимал много места и мешал лампам спокойно размножаться.
А я не знал, с чего начать, и, главное, не представлял себе, какой должна быть самая лёгкая лодка в мире. Я рисовал бамбуковые проекты, а ночами снились мне бамбуковые корабли.
— Тебе, наверно, мешает бамбук? — заискивая, спрашивал я Орлова.
Орлов молчал, только усы его недовольно помахивали крыльями.
— Ну хочешь, я увезу бамбук домой?
Помалкивал Орлов, помалкивал.
— А что? Возьмём за пятёрку самосвал и отвезём на квартиру.
— Для этого надо иметь квартиру, — отвечал наконец Орлов.
Квартиры у меня не было. Была комната, которую я снимал у опасного человека по имени Петрович. Этот Петрович запросто мог в сердцах растоптать бамбук, а то и продать соседу, возводящему голубятню.
Да, так получалось, что, прежде чем иметь лодку, я должен был заиметь квартиру, в которой мог бы хранить строительный материал. Меня всегда поражало, как в жизни всё связано между собой:
лодка —
бамбук —
милиционер-художник —
керосиновые лампы —
Петрович —
квартира.
Казалось бы, нет в этом никакой связи, а в голове моей всё переплелось, запуталось морским узлом.
— Это узел судьбы, — пояснял Орлов. — Брось ты самую лёгкую лодку в мире. Давай распилим брёвна и понаделаем из них кувшинов. В таких кувшинах можно держать керосин, олифу, а если надо, сыпучие тела.
Замыслы Орлова пугали меня. Особенно раздражали сыпучие тела. В жидкостях всё-таки оставалось что-то от идеи мореплавания.
Я занялся поисками квартиры, покидая бамбук на несколько дней, а то и на неделю. Постепенно новая будущая квартира вытеснила из головы самую лёгкую лодку в мире.
Случайно наткнулся я на фотографию в журнале «Рыбоводство». На ней изображена была лодка, очень лёгкая на вид. В лодке сидел человек с подлещиком в руке. Под фотографией была подпись:
«Известный писатель-путешественник любит порыбачить и поразводить рыбу в свободное от литературы время. Хорошо отдыхать на водоёмах Подмосковья».
В справочном бюро узнал я телефон, позвонил и, путаясь, извиняясь, объяснил, в чём дело.
— Ладно, — сказал писатель-путешественник, — заходи завтра ко мне. Покажу лодку.
Я шёл по улице, с некоторой гордостью поглядывая на прохожих. Они-то спешили кто в булочную, кто в химчистку, а я — к писателю поговорить о лодках. Да, самая лёгкая лодка в мире, ещё даже и не построенная, уже приводила меня в удивительные бухты и заливы.
В подъезде дома, где жил писатель-путешественник, меня остановила женщина, которую хотелось назвать тёткой. Она сидела у лифта в полуразвалившемся кресле, из которого торчали хвосты мочалок, и читала роман Толстого «Война и мир».
— Куда? — спросила она.
— К писателю.
— Здесь все писатели.
— Как это?
— А так — полон дом. Ты к кому?