Смех после похорон. В таких случаях люди смеются над любым пустяком или не смеются вообще. По пути на кладбище оркестр играет траурный марш, но когда идет обратно и похоронная процессия не слышит его, выдувает бравурную песнь. Это естественно… Есть на свете женщины, чей смех подобен ударам хлыста. Откуда в их смехе столько язвительности по поводу вещей, от них самих сокрытых? А если они о них не подозревают и никогда с ними не сталкивались, почему их смех так ранит? Он беспощаден. Красота к месту и среди могильных камней. Она всегда к месту. Но женщина, чей суженый обрел вечный покой, не будет хорошо выглядеть на его похоронах. Но она может сохранять очарование на похоронах человека, которого знала и ценила. И в этом случае она, вероятно, не захочет разговаривать, когда поедет с кладбища с его братом; брату тоже лучше молчать. Обычно молчание признак робости или глупости. Но когда кто-то заикается, стараясь говорить быстрее, или растягивает звуки в попытке не заикаться, а времени слушать его нет, то желательно сидеть молча. Хотя абсолютное молчание вызывает подозрения. Оно может свидетельствовать как о сдержанности, так и о пустоте. Причиной его могут служить как чувство собственного достоинства, так и искусственные зубы.
Иногда в замкнутом пространстве, например, в закрытом экипаже, угадываются самые неуловимые ароматы. Легкий запах бензина, исходящий от перчатки дамы, сидящей бок о бок с мужчиной, способен показаться ему слаще благоухания Аркадии весной. Конечно, важно, что это за дама! Три мили могут показаться тремя сотнями миль или тремя футами. Но если это три фута, у вас не будет времени рассказать обо всем, что на душе. Однако попытаться заговорить стоит.
Невозможно желать себе смерти, когда на земле есть чудесные люди. Эти люди бывают настолько прекрасны, что перестаешь понимать, как мертвые СМОГЛИ умереть. Почему позволили себе это? Обрушившемуся зданию всё равно, кто упал вместе с ним. Оно не выбирает, кому в этот момент быть на крыше. Молчание золото? Да. Но если светская дама случайно окажется в одной карете с мужчиной, а две старые клячи будут бесконечно долго брести три мили, она наверняка станет ожидать, что мужчина скажет хоть что-нибудь! Даже если она считает его слабосильным ипохондриком, даже если кто-то убедил ее, что он не оправдал надежд собственной семьи, даже если она своими глазами видела, что он бесполезен и только путается у всех под ногами, она будет ждать, что он раскроет рот и издаст какой-нибудь звук, хотя бы полает! Но если он и не попытается и просидит всю дорогу молчком, как мерзлая рыба, она подумает, что он и есть мерзлая рыба. И, вероятно, не ошибется. Она не ошибется, посчитав его столь же любезным собеседником, как… как Вилдад Савхейский!