Суета сует

Он был готов к переменам в своей жизни. Он был благодарен этой удивительной женщине за то, что она ворвалась в его жизнь, все изменив, все перевернув, но подарив при этом ощущение гармонии своего «я» и окружающего пространства. С некоторых пор он засыпал и просыпался счастливым. У него все получалось, за что бы он ни брался. Легкость, с которой пролетали дни, заставляла его время от времени прислушиваться к самому себе: он боялся, что его нынешнее состояние — сон. Именно оно и есть сон, потому что не может человек так долго ощущать безмятежность и полное счастье. Счастье — миг, он промчится, едва коснувшись тебя. И снова полоса ожидания, а здесь другое, совершенно другое состояние! Ему хорошо, свободно, он не знает усталости, плохого настроения. Нет поводов для хандры, апатии — как страшно, что он так долго просуществовал в их цепкой власти. Только пусти их внутрь — вцепятся и попробуй тогда избавиться. Разрастутся, как ненужный сорняк, забивая собой все, что может вывести тебя из кризиса.

А теперь все вокруг замечали, что Богдан стал другим. Ему было приятно слышать в свой адрес комплементы, вопросы. Кто-то просил познакомить его с дамой сердца, полагая, что эти изменения связаны с ее появлением в жизни Богдана. Он загадочно усмехался, радуясь, что все улыбаются в ответ, что их интересует его незаметная персона. К такому ненавязчивому вниманию он был готов. У Богдана был не слишком широкий круг друзей, но теперь ему казалось, что он приобрел их очень много, и чрезвычайно радовался этому обстоятельству. Он был готов общаться, а не ходить с отрешенно-усталым видом, как будто все, что происходит вокруг, его так утомляет. Богдан знал, что рано или поздно пригласит к себе тех, кто сейчас ему особенно близок, и покажет им свои работы, свою музу. Это будет момент истины, когда все поймут причину таких перемен в его настроении. Его сердце было открыто для общения и, может быть, именно поэтому ему теперь казалось, что его однокурсники, знакомые, друзья смотрят на него по-иному, изменились темы их разговоров. Что-то необъяснимое помогало им чувствовать себя комфортно, интересно проводить вместе время.

Анна Григорьевна тоже не могла нарадоваться на Богдана. Ее мальчик снова стал прежним. Он больше не закрывался в своей комнате и не сидел там часами в абсолютной тишине. Это были страшные времена для матери. Она на цыпочках подбиралась к двери, прислушивалась к каждому шороху, но ответом была пронзительная тишина, от которой хотелось кричать. Все походило на то, что человек утратил всякий интерес к жизни и не знал, как быть дальше. Анна Григорьевна пыталась по-своему помочь, но натыкалась на нежелание говорить на тему о настоящем, будущем.

— У меня нет «сегодня», нет «завтра». У меня было «вчера», — ответил Богдан в одну из ее попыток поговорить по душам.

— И что же дальше, сынок? Так нельзя.

— Знаю, но пока не вижу выхода, — Богдан виновато улыбался. — Ты не переживай, мам, все будет хорошо. Я надеюсь на это.

— И я надеюсь, дорогой! — искренне желая сыну удачи, Анна Григорьевна целовала его в мягкие, пахнущие одеколоном волосы. Какие же они у него красивые, как у отца. Такие же локоны, о которых порой женщины мечтают. Красивый у нее сын, талантливый, только пока ни то, ни другое не принесло ему счастья. Анна Григорьевна не хотела думать о том, что так будет всегда. Просто не пришло его время, но обязательно придет.

Теперь она воочию убедилась в том, что оно настало. У сына словно крылья выросли. Он перестал быть угрюмым, нелюдимым, улыбка то и дело озаряла его лицо, а глаза сияли так, что у Анны Григорьевны оттаяло сердце. К сыну приходили друзья, и Анна Григорьевна с радостью стряпала для них оладьи, блины, пиццы, заваривала свои фирменные травяные чаи. Их дом стал шумным, веселым, наполненным молодежным гомоном, смехом, шутками. Богдан снова делился с ней своими планами, восторженно рассказывал о том, какая прекрасная женщина Мила Смыслова. Поначалу к огромной радости Анны Григорьевны прибавилось беспокойство, что мальчик влюблен. Сердцу, конечно, не прикажешь, но все-таки огромная разница в возрасте настораживала. Однако Богдан успокоил ее, нахваливая Милу на все лады:

— Это удивительная женщина. Не перестаю ею восхищаться! Она умудряется успевать все: муж, семья, работа — одно не мешает другому. Это так нелегко, учитывая то, что она — человек публичный.

— Так она замужем?

— Да, любимый муж, сын, наверное, моих лет, — предположил Богдан. И то, как он об этом говорил, окончательно успокоило мать.

Анна Григорьевна не могла нарадоваться. Наконец, она с улыбкой встречала новый день, с радостью суетилась по дому, на работе все складывалось удачно. А когда Богдан сказал о предстоящей телевизионной программе, женщина растерялась. Она медленно опустилась на табурет, нервно вытирая сухие руки о передник.

— Мам, ну что у тебя такое лицо? — присев рядом и обхватив ее колени, спросил Богдан. Он улыбался, и в глазах его Анна Григорьевна снова увидела тот задорный огонек, который возникал всякий раз, когда сын чувствовал себя счастливым.