— Ну да, ну да, это я понимаю. Как же! Знамо дело, машины, — Степан Трофимович задумался и вспомнил, как они, головной дозор, лежали в пыльной балочке и на них, погромыхивая, наползала в полнеба огромная, лязгающая махина с блестящими живыми гусеницами по всему тулову. Крутятся гусеницы, побрякивают, махина плюется дробно и чисто огнем из двух маленьких башенок, а по заднему краю балочки встают рядком серые фонтанчики пыли. Под Каховкой дело происходило, уже в гражданскую… И опять вместо себя увидел Ванятку, и аж сердце зашлось от страха. — А что, Гоша? — голос у старика осел. — У нас-то, что ль, машин нету?
— Как это нет? — возмутился Георгий. Подозрительно посмотрел на Степана Трофимовича и даже отодвинулся. — Вот! — ткнул он в газету. — «Строители советских танков». Читал ведь я.
— Хужей, что ли, нашенские? — заморгал Степан Трофимович и даже руками развел. — Никак не пойму, не обессудь. Ты не серчай, — он погладил сухонькой ладошкой по руке Георгия, — ты разъясни.
— Ну, во-первых, — Георгий прижал палец, — у них вся экономика, хозяйство, значит, поставлено на войну, а мы — мирные люди…
— Это верно, это так, — Степан Трофимович согласно закивал и заглянул Георгию в лицо, — это само собой.
— Теперь второй факт, — Георгий зажал еще один палец, — на них вся Европа работает, даже Франция. Заставили…
— Помогают, стал быть, — вздохнул Степан Трофимович. Снял шапку, почесал макушку. — Нам-то кто-нито помогает, Гоша? — он потормошил Георгия за рукав.
— Нам? — Георгий уткнулся в газетный листок. — Жалко, второй страницы нету… Англия, наверное, помогает.
— Англичане, значит, — Степан Трофимович захватил в кулак бороденку, уставился в костер и снова увидел то давнишнее железное чудище: танк врангелевцев был вроде английский. — Ничего, народ сурьезный… Видал я… Был у нас на прииске один, приезжал. Толковый мужик, но задарма ничего не сделает. Не-е. Ни в какую.
— Будем платить, — неуверенно сказал Гоша.
— Это так, это уж как водится, — согласился Степан Трофимович и до рассвета не сказал больше ни слова. Вздыхал, ворочался, подбрасывал в костер хворост. Иногда взглядывал на Ватагина, словно хотел о чем-то спросить, и снова опускал голову.
Посвистывал носом задремавший Василий. Кряхтел Буранов. Молча, словно оцепенев, сидела Вера. Ватагин полулежал на тюке, щурился, жевал потухшую самокрутку.
Едва на востоке посерел небосклон и стали угадываться в темноте деревья, начальник отряда встал, выплюнул в огонь окурок.
— Давайте вьючить!
Георгий побежал к лошадям. Буранов, тяжело поднявшись, направился за ним.
Степан Трофимович робко подошел к Ватагину, стянул с головы шапку, потискал в руках.
— Слышь, Костянтин… Петрович, — неуверенно окликнул он и отвел глаза в сторону.
— Чего тебе? — Ватагин, надсадно кхакнув, забросил тюк на спину рыжего жеребца. Конь присел, заплясал на месте. — Балуй! — ткнул его в бок кулаком начальник. — Нашел время.
— Костянтин, а туда, вверх по Гнилуше-то, не пойдем, что ли? — Степан Трофимович махнул шапкой в сторону речушки.
— По Гнилуше? — Ватагин повернулся к старику, пристально посмотрел ему в лицо.
— Ну да, — Степан Трофимович помялся. — Поглядеть бы…
— Нет. Некогда. Других туда сводишь.
— Ну да, ну да. Я понимаю. — Старик потеребил шапку, натянул ее на голову. — А ты чего ж?
— А я, брат, к военкому, — Ватагин, напрягшись, затянул подпругу, — и на фронт. Может, и не увидимся больше.
— Да, раз тако дело. — Старик потоптался, потерянно вздохнул.
Отошел к лошадям, не спеша навьючил двух. И опять задумался. Постоял, опустив голову, и вдруг решительно подошел к Ватагину.
— Костянтин, — потянул его за рукав. — Идем, идем от глаза, — зашептал торопливо. — Дело у меня к тебе есть. — Лицо старика было серьезно.
Ватагин нахмурился, посмотрел недоуменно на всех, пошел за ним.
Степан Трофимович почти бежал, тащил за руку начальника и все время оглядывался. Когда голоса у костра стали еле слышны, старик повернулся, заглянул Ватагину в глаза.
— Ты не серчай, Костянтин, что я тебя сюды, к Гнилуше-то, соблазнил. Может, по старому маршруту нас и искали, сообщение чтоб, значит, про войну сделать, а мы эвон куда махнули… — он говорил торопливо, заглатывая слова.
— Ты за этим позвал? — перебил Ватагин. — Это тоже наш участок, и, в конце концов, за маршрут отвечаю я. Ты тут ни при чем.
— Не-не, Костянтин, и мой грех есть, я ведь заманивал, фарт сулил. Не прямо, конешно, намеками, фарт сулил, — повторил он. И вдруг замер, выдохнул: — Есть россыпушка, есть! Думал, ты сам найдешь, значит, так надо — судьба. А не найдешь — тоже судьба… Потому и помалкивал. И хотел тебе фарту, и боялся. Ненавижу я золотишко, ты знаешь, а это особливо… — Степан Трофимович облизал губы. — Но тут, раз тако дело — война, надо открыться. Гошка вишь что говорил: машины для войны нужны, деньги понадобятся. Верно ведь?
Ватагин уставился на старика, пытал взглядом:
— Не врешь?
— Чего там, — Степан Трофимович сдернул шапку, хлопнул ею об землю. — Раз тако дело… Бил я там дудку. После гражданской уже. Так веришь — нет, до двух золотников с лотка снимал.