Суеверие

— Напротив, — вскинулся Сэм. — Принцип «бритвы Оккама»: не ищи сложного объяснения, когда есть более простое.

— Я не уверена, — вкрадчиво произнесла Джоанна, — что силовое поле, излучаемое человеческим мозгом, действительно более простое объяснение, чем козни алхимика, восставшего из могилы. В любом случае — как это силовое поле делает то, что мы видели?

— Взаимодействуя с другими силовыми полями. Все дело в том, что эти поля — энергетические, они не состоят из твердого вещества. Это явления того же порядка, что магнетизм. Или мысли.

— Почему бы не назвать его тоже «пси»?

— Это неважно. Зато важно, что говорить, будто возможно что-то одно, как доказала история, не меньший идиотизм, чем заявлять, будто возможно все. Как тот профессор математики, который уверял, что управляемый полет невозможен, за две недели до того, как братья Райт стартовали из Китти Хок. Или астроном, который сказал: «Путешествия в космос — это чушь» как раз перед тем, как русские запустили первый спутник. Или как вся эта орава специалистов, которая в один голос кричала, что электрический свет — это идиотская идея, и Эдисон не понимает основных принципов электричества. И не забудьте об адмирале, который сказал Гарри Трумэну: «Атомная бомба никогда не сработает, говорю вам как специалист по взрывам».

— И все это, — стояла на своем Джоанна, — подтверждает, что это может быть и алхимик.

Сэм пожал плечами:

— Это могут быть невидимые зеленые человечки с Марса. А я хотел бы знать, как они это делают.

Джоанна перевела взгляд с Сэма на Пита и снова на Сэма.

— Так что мы будем делать? Бросим? Или продолжим без Барри и Дрю?

— Ты же знаешь мое мнение, — сказал Сэм. — Я думаю, надо продолжать. Но это личное дело каждого. Кто как решит.

— А ты, Пит? — спросила Джоанна.

Пит издал короткий смешок.

— Беда в том, что мы купились на синдром Франкенштейна.

— Какой синдром? — переспросила Джоанна.

— Ну, вы же знаете, во всех старых фильмах, когда кто-нибудь понимает, что пытается сотворить сумасшедший ученый, он смотрит на него многозначительно и говорит: «Есть вещи, профессор, до которых человеку лучше не доискиваться».

Сэма позабавили эти слова.

— Я думаю, именно поэтому Роджер и Уорд по-прежнему не прочь продолжать.

— Разве они так сказали? — удивилась Джоанна. — Они сказали, что присоединятся к нашему решению.

Пит спросил Джоанну:

— А сами-то вы что думаете?

Она взглянула на рисунок Дрю, который все еще висел на стенке.

— Возможно, играя в эту игру, мы создаем себе проблемы, без которых вполне могли бы обойтись.

— Ну, тебя уже и так прокляли, — сказал Сэм. — Так что у тебя иммунитет.

Он хотел пошутить, но по ее взгляду понял, что для нее это не шутки.

— Откуда у тебя такая уверенность? — спросила Джоанна.

Сэм смутился и быстро постарался исправить оплошность:

— Прости, если бы я знал, что у тебя есть сомнения на этот счет...

Она покачала головой:

— Ничего страшного. Я — репортер. И пока тема моего репортажа остается открытой, я никуда не уйду.

— В любом случае, — сказал Сэм, взяв ее за руку, — даже если бы мы поверили во всю эту ерунду — в которую мы не верим, — мы же все равно не смотрели в глаза Адаму и на талисман, — он ткнул пальцем в картинку из книги.

Джоанна глянула на иллюстрацию, потом — на портрет Адама и непроизвольно передернула плечами. Отняв у Сэма руку, она захлопнула книгу.

— Пусть будет закрытой. Просто на всякий случай.

Глава 30

Дрю проснулась и, увидев, что Барри нет рядом, встревожилась. Из-под двери ванной не пробивался свет — стало быть, Барри спустился вниз.

Дрю встала с постели и посмотрела вниз, но там тоже не горел свет. Вдруг она почувствовала, что откуда-то сверху дует, и поежилась. Поплотнее закутавшись в халат, она пошла по узкой лестнице, ведущей на чердак, и по пути обнаружила открытое окно. Оно было достаточно велико, чтобы в него мог пролезть взрослый человек, и выходило на плоскую крышу спальни, сделанную уже после того, как дом был построен, но до того, как Барри и Дрю его купили. Дрю осторожно вылезла из окна и позвала мужа.

Никто не ответил. Когда глаза ее привыкли к темноте, она заметила на самом краю каменного парапета человеческую фигуру. Парапет был шириной не больше фута, но Барри стоял на нем на коленях и раскачивался взад-вперед. В любую секунду он мог полететь вниз головой на бетон двора.

С испуганным криком Дрю подбежала к мужу и обхватив его руками, изо всех сил потащила прочь от опасного места. Он не сопротивлялся, и мешком повалился на битумное покрытие крыши. Дрю прижала его к крыше и долго не могла отдышаться — не оттого, что Барри был такой тяжелый, а от пережитого потрясения.

Барри не пытался освободиться, только тихонько стонал, словно от боли. Дрю вспомнила, что нельзя слишком резко будить лунатиков, но ничто не указывало на то, что у Барри случился приступ лунатизма. Раньше, во всяком случае, такого никогда не наблюдалось.