Сука

Поодаль без укрытия у костра в свежей воронке сидели Довгань, Сотник и Шапинский. Нас шестеро. Тех кто остались живы к исходу первых суток нашего похода. Ровно половина состава.

Ребят из-под навала достали без моего участия. Их задавило насмерть бревнами подвала. Похоронили там же, в рыхлой, мелко вскопанной взрывом земле, вместе с командиром. И появился новый крест на карте.

Перов и Ивашкевич. Земля им будет пухом.

Ушаков! Я выла в голове, снова и снова призывая боль как дар, чтоб не завыть в голос. Возможно, своим поведением я подписала приговор не одному ему, но и всем здесь оставшимся.

– Совсем хреново?

Я открыла глаза и встретила тревожный взгляд Котова.

– Нет.

– А что шатаешься?

Я собиралась возражать, когда он сжал здоровое предплечье и так остановил меня. Мир выровнялся, замер, и тогда стыд и раскаяние утопили меня с головой. Я вырвалась и взмолилась:

– Свали, а?!

– Лучше поплачь. А то как тронутая…

– Я тронутая. Иди.

– Куда?

– Туда. М-мать, свали на хуй! Не понял?

Котов с сомнением встал. Потом нагнулся, поднял мой автомат и с ним ушел к костру. Мне было плевать. От мерцающего близкого пламени казалось, что кругом непроглядная мгла. Но если присмотреться, все было видно: и перепаханные наново руины, и гармошку автобуса, и заговоренные качели на горе.

Шесть тут. Шесть там. Шесть тут. Шесть там. Я не могу выбраться. Шесть там. Я не знаю, что делать: я в яме. Мы все в ямах. Ямы, ямы, ямы! Тут. Там.

Боль все назойливей раскачивалась в плече. Тянула скрипом пустых качелей на горизонте. Цвиг-сверк… Туда. Сюда. Остановиться, остановиться!!!

Не сон. Я прилегла на бок. Боль зашлась криком, я затаила выдох и осторожно перекатилась на спину. Казалось, так не легче. Но я хотела видеть только небо, и чтоб меня никто не видел. Так хорошо. Вдох. Выдох. Спокойно. Новый вдох.

Звезды расплывались толчками, потом стекали из углов глаз и после твердели заново.

Тишина надрывалась собственной тяжестью. Цвиг-сверк. Звуки были мертвы, как и все здесь, что могло их издавать. Кроме нас: пятерых у костра и меня в своей отдельной полуноре, молчавшей из последних сил. Но эти голоса не в счет, они как будто не отсюда, неубедительны, как далекое кривое эхо в пустоте.

«Назад!» – знакомым голосом каталось в голове.

Звездопад сыпал мне в лицо. Сгорали алмазы неба, не долетая.

«Назад!»

Ан нет. Теперь назад не отмотаешь.

Беспощадно снова прокрутились в голове события его последних минут. Я ползала тогда, зажмурившись, по насыпи. А за моей спиной стоял бетонный столб мачты освещения. В Пескове их сохранилось не больше трех. Во время последнего артобстрела этот частично разрушился, но некоторое время продолжал сохранять неустойчивое равновесие. Взрытая земля в какой-то момент не удержала основание, и мачта стала заваливаться в мою сторону. Ушаков броском выкинул меня из опасной зоны. Но крена не выдержала нарушенная арматура, в падении столб криво надломился и зацепил его самого. Все, что успел начвзвода, это накрыть меня сверху. Меня удар вдавил во взрытую землю, а ему перебил спину и шею.

Здоровой рукой я потрогала свой воротник. Влажный у шеи, он подсох по краю и встал колом. Кровь на мне, Ушаков. Твоя кровь. Сказать бы «глупо», если бы не страшно.

Порыв ветра донес до меня обрывки разговора у костра. Тема та же: «что теперь?» Я не вслушивалась. Вместо того лежала и думала, что лично мне следует как можно тише отползти за выступ бетонного блока и после скрыться так, чтоб никто меня не обнаружил. Гайдук сказал, что я никчемная. Но даже он ошибся. Я отнюдь не просто бесполезна. Я несу вред.

Ни за кем, кроме меня, не полез бы Ушаков. Ведь он предупредил меня не раз. Любой из пацанов на моем месте поплатился бы за собственную глупость. Печально. Что ж. Меня же требовалось спасти. Плевать, что я выносливее любого и сильнее многих. Мой хромосомный перевес требует самоотречения напарника. При таком неравенстве ущербны оба. Потому что низводят друг друга до уровня слабейшего.

Остановиться. Остановиться! Мне здесь не место.

Решение исчезнуть манило, хоть верным казалось лишь на первый взгляд. Часть вторая повествования под общим заголовком: «Баб не брать!» Котов. Если я исчезну, он во что бы то ни стало останется, чтобы найти меня. Без слов об этом знали я и Котов, Гайдук, наверное, догадывался.

– Ублюдки, бля, – послышалось издали.

Я поднялась с третьей попытки и подошла к костру узнать, какое событие вызвало такую живую реакцию.

– Чего там?

– Вот, зацени, бля.

Сотник брезгливо, в двух пальцах передал мне альбомный лист бумаги, в свете фонаря такой белой, что на изломе уходит в синеву. Вид ее был таким офисным, таким кипенно-неуместным здесь, что не привлечь внимания не мог.

– Что это?

– Читай. Вон там еще. Да их полно кругом.

Полный ворох Довгань подбросил в костер. Я перевернула свой листок.

«НЕ БУДЬ СЛЕДУЮЩИМ!»

Дальше шел шрифт помельче. Я наклонилась к костру и дочитала.

«Солдат! Мы предлагаем тебе остаться живым и не стать убийцей. Подумай о родителях и близких!»

– Еще не все. Вот тут.

Я взяла второй отрывок.

Котел плотно закрыт.