— Что? Ты себя чувствуешь больной вот уже два с половиной месяца?
— Не совсем больной. Просто реагирую на погоду. Я думала, что это из-за стресса по поводу… ты знаешь, всего этого. И я привыкла к проблемам с горлом. У меня они часто бывают. — Она снова сделала паузу. — Но затем у меня начались головные боли. И — я не рассказывала тебе — несколько недель назад, когда я возвращалась…
— Да?
— Я заблудилась.
— Заблудилась?
— Да. Я почти два часа добиралась домой. В конце концов мне пришлось остановить прохожего и спросить дорогу. Мне пришлось… Вик, мне пришлось перед тем человеком на улице притвориться, что я не знаю, где находится моя улица.
— Я уверен, что нет ничего серьезного, — поспешно сказал Вик.
— Да. Возможно. О боже, я ненавижу болеть. Я терпеть не могу беспокоить этим других. Вот почему я не говорила тебе раньше. Эти головные боли очень сильные. Начинаются в шее, затем поднимаются вверх в череп и там словно что-то взрывается.
Вик ничего не сказал; было время, когда он интересовался подробностями любых симптомов любых заболеваний, но теперь ему было не до этого.
— У меня был сейчас приступ… и шея до сих пор болит.
— Бедняжка, — сочувственно сказал Вик, то ли оттого, что от него ожидали услышать нечто подобное, то ли оттого, что ему действительно было жаль Эмму.
— Вик, что со мной? — ее голос стал более далеким. — Может, это из-за того, как я держу трубку.
— Что?
— Я держу ее шеей. Мне нужен самокрепящийся ребенок. Одну секунду, абонент.
Вик услышал ерзанье и небольшой сонный всхлип, пока Эмма прилаживала трубку к другому уху.
— Надеюсь, что здесь нет ничего страшного, — Эмма вздохнула.
— Ты сказала Джо?
— …но из-за того, в каком состоянии мама… я боюсь, что с моей головой происходит нечто ужасное.
— Эмма? Ты сказала Джо?
— Дорогой? Вик?
— Да, я здесь.
Тишина.
— Вик? О черт, теперь ничего не слышно.
— Нет, слышно. Я здесь, Эм…
Его прервал непрерывный гудок. Вик положил трубку и с полным отсутствием каких-либо мыслей в голове стал ждать, когда Эмма перезвонит. Он уже начал прикидывать, не позвонить ли ему самому, но вспомнил про спавшего Джо, и тут телефон зазвонил.
— Дорогой?
— Алло?
— Извини, линия отключилась, а потом я думала, не положить ли мне Джексона обратно в кроватку.
— Да? А на моем конце все было в порядке. Я слышал тебя идеально.
— Правда? Хорошо. Мне пора идти спать — завтра будет трудный день.
— На сколько тебе назначено?
— В два тридцать. Ты не поверишь — прямо в середине нашего дня. — Она вздохнула. — Наши замечательные вторники… А сейчас я скажу вещь еще более неприятную. В следующий вторник мне придется отправиться туда повторно, чтобы забрать результаты.
«Вот гадство!» — пронеслось в его голове.
— Тебе одной нужно будет туда идти? Я имею в виду, может, мне пойти с тобой?
Он почувствовал, что она улыбается.
— Вик, я бы очень хотела. Но, думаю, это не самая лучшая идея.
— А Джо пойдет с тобой?
Она не сразу ответила.
— Я ему еще не сказала. — На линии между ними возникли какие-то помехи. — Лучше не говорить ему до тех пор, пока я не буду знать точно, что со мной. Он только весь изнервничается.
— Это точно, — сказал Вик, гадая, почему она решила рассказать все ему — не заботясь о его нервах. — Где находится эта больница?
— В Челси.
— Ты, надеюсь, не потеряешься?
— Нет, — рассмеялась Эмма. — Я знаю, где это. Я видела эту больницу, когда ходила к тебе на Кенсингтон-Гарденс.
Слова Эммы напомнили им время, когда их любовь только начиналась. И теперь, сквозь призму настоящего, оно казалось им таким же безоблачным, каким было в те первые сентябрьские дни небо над заваленным траурными цветами Лондоном.
— Я была так увлечена тобой, — сказала Эмма. — Я чувствовала себя такой счастливой. Теперь я чувствую… я чувствую себя…
— Прости, — сказал Вик. — Ты говоришь о нас или?..
Она рассмеялась.
— Нет, дорогой. Не о нас. — Он расслышал ее вздох. — И я это докажу тебе. Не думаю, что у меня получится завтра, но в следующий вторник, я уверена, смогу приехать к тебе после того, как все закончу. Если только… — она запнулась, меняя тон, — ты все еще будешь находить меня сексуальной с опухолью мозга.
— Эмма! — вскрикнул Вик. Он был потрясен. Обычно он сам говорил шокирующие других вещи. — Не говори так. Пожалуйста, не говори так. Я не вынесу…
— Я шучу, дорогой. Не бойся, — сказала Эмма, и ему почудилась в ее голосе слабая тень удовлетворенности или, скорей всего, облегчения; это были те слова, которые ей хотелось услышать. — Иногда полезно пошутить над болезнями. Ты знаешь Айрис Мердок?
— Нелично…
— Ну, так… Ты знаешь, что у нее болезнь Альцгеймера?
— Да.
— Так вот, все, что она сейчас смотрит по телевизору, — это «Телепузики». Ей они в самом деле нравятся.
— Понятно…
— И знаешь почему?
— Первоклассный сценарий?..
Эмма засмеялась.
— Нет. Какое слово они произносят чаще других? Телепузики.
— Эм, я, конечно, валяюсь дни напролет перед экраном, но в «Телепузиках» я не настолько искушен. Скажем так, я до них еще не дорос.