Сука-любовь

— Ну, на стадии, до которой мы дошли с пациенткой.

— Что вы имеете в виду?

— Если моя память меня не подводит… — Он поднялся, открыв для обзора инкрустацию своего кресла; широкоплечий мужчина, которого возраст пока еще не начал сгибать, профессор Дьюар подошел к толстым дубовым полкам у дальней стены, плотно уставленным толстыми черными папками, и вытащил одну, на которой было вытиснено («Хреново вытиснено», — подумал Джо) «А — Д». Дьюар два раза лизнул указательный палец и начал быстро листать похожие на траурные повязки страницы.

— …да: Тэсса Кэрролл приходила ко мне на прием дважды: в первый раз — в «Ройял Бромптон» в марте, мы тогда сделали рентгеновские снимки, взяли образцы ткани и провели сканирование мозга, и второй раз — неделей позже, она пришла уже сюда за результатами, которые, как вы знаете, к несчастью, оказались положительными. — Он захлопнул папку. — Мы, конечно, провели предварительный анализ крови, но не стали проверять на наличие ВИЧ.

— А после?..

Профессор Дьюар вернулся к своему креслу.

— Боюсь, что никакого «после» нет. После того как я отдал ей результаты, я больше не видел ее. — Джо вздрогнул. — Я кратко изложил ей возможные курсы терапии, и полагал, что она немедленно запишется на лучевую терапию, но она так ни разу и не появилась. Я послал ей пять или шесть писем, и все бесполезно.

Джо откинулся на спинку кресла; из окна в кабинете профессора Дьюара открывался весьма унылый вид на пожарную лестницу и забетонированный внутренний дворик, тускло освещенный серым небом скверного лондонского лета.

— Чтобы быть до конца честным с вами, мистер Серена, я скажу вам, почему я поделился с вами данной информацией. Я бы очень хотел узнать, что случилось с Тэссой Кэрролл. — Даже это он произнес с улыбкой, которая, очевидно, менее всего относилась к неизвестной судьбы его пациентки. Профессор Дьюар иронизировал над собственным безудержным любопытством. — Но теперь мне кажется, что наши знания о ней приблизительно одинаковы. — Он поднял согнутые в локтях под прямым углом руки па уровень груди. — Мы знаем, что она — молодая женщина с раком.

— Или была ею…

Профессор Дьюар покачал головой.

— Я сомневаюсь. Даже если рак распространялся с той скоростью, какую вы предположили, не представляю, чтобы она могла умереть в течение шести месяцев. И… — он встал с видом, заставившим Джо тоже подняться, — я полагаю, что она решила проходить лечение в другом месте и находится сейчас на ремиссии.

Они прошли по персидскому ковру, такому толстому, что Джо показалось, что у его туфлей появилась вторая подошва, к тяжелым дубовым дверям.

— Мне жаль, что оказался мало полезен…

— Вы уверены, что больше ничего не можете припомнить, что могло бы мне помочь…

— Вряд ли. Мне очень неловко. Хорошенькая девушка. Замужем, мне показалось.

— А в медицинском отношении… — мягко гнул свою линию Джо.

— Не думаю. — Но тут гипсовая улыбка Дьюара преобразилась, и его лицо засияло. — Нет, подождите минутку. Совсем мелкая деталь, но…

— Продолжайте.

— Я провел обычный осмотр кожи головы, конечно. И я заметил, что участок возле макушки начал лысеть.

— Лысеть?

— Да.

— Вы думаете, она уже проходила курс химиотерапии?

Он покачал головой.

— Нет. Я подумал, не мог ли это быть один из необычных симптомов опухоли лобных долей головного мозга, но, когда она пришла за результатами, я понял, в чем дело.

Лицо Дьюара озарилось по-настоящему широкой, почти шутовской, улыбкой.

— Несомненно, она очень нервничала. И я заметил, что, когда она нервничала, у нее была привычка неосознанно выдергивать волосы на макушки. Она выдергивала их по одному и играла с ними, пропуская меж пальцев, иногда даже не замечая, что она делает. Это состояние называют… имеет несколько трактовок… как же оно там… — Он поднес руку к глазам.

— Трихотилломания, — сказал Джо.

— Точно! — воскликнул профессор, убирая от глаз руку и улыбаясь еще шире, чем прежде.

Он все еще продолжал улыбаться, хотя внутренне был потрясен тем, каким мрачным — фактически внушающим ужас — стало лицо этого странного биохимика.

ВИК

Вик просидел в гостиной целый день в ожидании, когда пожилая женщина голой появится на своем балконе. Обычно она выходила в два часа, хотя в некоторые дни появлялась уже к двенадцати, а в другие — в полшестого. Она всегда была обнаженной. Сначала Вик думал, что она выходит только топлес, так как ее нижняя половина была скрыта балюстрадой, но позже он заметил ее параллелограммовые ягодицы, исчезающие в темноте коридора, и понял, что она была полностью голой. Она выходила с таким видом, словно собиралась вывесить на балконе вещи для просушки, но с ней никогда не было никаких вещей. У нее были огромные, низко висящие груди; груди, которые в наши дни мужчины могут увидеть только в самых экстремальных закоулках «всемирной паутины».