Сука-любовь

— Ты бы так не говорил, если бы тебе довелось увидеть вещи, которые вижу я. — Вик не ответил, так бывало всегда, когда Джо становился по-настоящему серьезным. — В чем тут прелесть?

— Они знают то, чего не знаем мы. Умирающие.

— О смерти, что ли?

Вик помотал головой:

— О смерти они ничего не могут знать. Во всяком случае, о синдроме Тауретта точно. Я начинаю ощущать его приступ.

Он наклонился вперед над стоящей между ними тарелкой жаркого и понизил голос:

— Знаешь, что я хочу сейчас выкрикнуть?

Джо тоже заговорщически склонился к нему и отрицательно покачал головой.

— Паки — пидары! — сдавленно прошипел Вик.

— Вик… — Джо отодвинулся назад, его приготовленная улыбка погасла. Ему нелегко дался разговор о СПИДе, но это было еще хуже.

В университете он был склонен к идеям миротворчества, он был праведником, так они называли это в те дни, и в том не было ничего зазорного. Разменяв очередной десяток, Джо начал, как многие из его поколения, — Вик, ясное дело, раньше других — переоценивать некоторые ценности; границы лексикона, который он считал приемлемым для себя, начали раздвигаться. Ему все еще не нравилось слово «пидар», но он был готов с ним мириться, сознавая, что смысл слова изменился; но слово «паки» будет всегда, он, по крайней мере, на это надеялся, оставаться за рамками приличий.

— Не будь ханжой, — сказал Вик, откидываясь на спинку стула и повышая голос до обычного уровня. — Я не расист. И тебе это известно. Ты, например, не желаешь делать этого. Под «этим» я имею в виду вещи, которые я обязан сегодня сделать: первое — вонзить нож в своего друга, второе — плеснуть горячим чаем кому-нибудь в лицо, третье — оскорбить официантов. — Он прервался, чтобы прикончить кружку «Кингфишера».

— Ну…

— Слушай. Разве у тебя не было такого: ты стоишь на краю скалы, и тебя просто тянет броситься вниз?

— Было. — Джо засомневался, стоит ли продолжать этот разговор. Его рука надолго повисла на правом ухе.

Вик передернул плечами:

— Ну вот. Это то же самое.

— Желаете чего-нибудь еще? — Толстощекий официант с копной черных крашеных волос начал собирать посуду со стола. Джо взглянул на меню десертов: пять фруктовых мороженых разных цветов в резных формочках в виде соответствующих фруктов.

— Нет, спасибо.

— Я клоню к тому, — сказал Вик рассеянно, — что синдром Тауретта не провоцирует у тебя этих желаний. Он всего лишь снимает запреты, которые мозг накладывает на них. Люди с синдромом Тауретта просто не могут остановиться и делают то, что все мы постоянно хотим делать.

Вик взял одну из дымящихся белых салфеток, которые в бесчисленном множестве приносят в пластиковой коробке официанты, и потрогал ее края, пытаясь определить ту долю секунды, которая является самым удобным моментом для ее использования: она уже не очень горячая, но еще и не настолько холодная и сырая, чтобы нельзя было сделать то, что делают только мужчины, инстинктивно, даже не задумываясь о том, что салфетки предназначены для рук, — вдавить в нее лицо, словно снимая посмертную маску. Джо поднял взгляд на Вика — тот уже отнял салфетку от лица: бледность покидала его смуглые черты.

— Можно обернуть ее вокруг головы и завопить: «Эй! Нравица моя тюрбана?»

Двери в «Спайс» открылись; сердце Джо дрогнуло в унисон с маленькими керальскими колокольчиками, и поток холодного воздуха развеял дымку карри. Джо быстро обернулся, и его лицо расплылось в улыбке узнавания. Лицо Вика поворачивалось медленнее, все с тем же дурацким выражением. Да и с какой стати? У женщины, снимавшей пальто, были пепельные волосы, зеленые глаза в крапинку и приятная симметрия черт лица, хотя больше ничего примечательного в ней не было, может быть, из-за ее решения одеться в спецовку. Впрочем, при более детальном рассмотрении — казалось, что она глядит прямо на Джо, — бросалось в глаза, что густые волосы собраны в пучок, а челка спадает на глаза, кожа осязаемо гладкая, словно создана для мужских ладоней; и еще в ней ощущалось какое-то теплое свечение, которое напомнило Вику ауру, окружавшую детишек в рекламе готовых завтраков, одно из немногих воспоминаний его детства, — но, возможно, в этом был повинен всего лишь красноватый цвет интерьера.

— Вик?.. — промолвил Джо, рассеяв его видение. Вик осознал, что это было именно видение, только тогда, когда оно исчезло, — это Эмма.

ДЖО

Первые дни Джо и Эмма старались как можно больше времени проводить вне дома. Джо проживал тогда в Сурри-Квейз, отделавшись от Деборы с некоторыми потерями, — единственный раз в своей жизни он стал инициатором разрыва отношений.

Джо справился с чувством огромной вины, мучившим его по этому поводу, предложив ей квартиру, которую они собирались купить на паях, и — когда это предложение оказалось неспособным сдержать поток ее слез — все права на владение этой квартирой.