Сука

Весь этот диалог Ольге в общих чертах пересказал наутро, когда растаял первый снег, ее одноклассник Серёга.

– Вот попали мы в оборот.

– Это самый худший из всех вариантов, которые я только мог ожидать. Если действительно позвонят от Тельнова, то добра не жди. Но отступать теперь некуда. Скорей всего тебе придется присутствовать на стрелке вместе с моими мальчиками.

– А ты?

– Нет. Мне нельзя с ворьем встречаться.

– Почему?

– По статусу не положено.

– Не понимаю.

– Сказал: нет. А понимать эти вещи тебе не обязательно.

Серёжку как подменили – голос чужой, слова не произносит – выплевывает. После этого разговора на Ольгу черной тучей наплыла апатия, и она подумала: будь что будет, в конце концов. Не смерть же. А страшнее смерти в мире вещи нет.

К вечеру приехал Романов. Он буквально ввалился к Алешиной в кабинет с целлофановым пакетом в руке. Ольга поняла, что он слегка пьян.

– Ты чего? – спросила, когда он брякнул зазвеневший при соприкосновении со столом пакет.

– Давай напьемся, а?

– С каких ковриг?

– А просто так. Тошно мне. Ты что творишь?

– В каком смысле?

– Подослала мальчиков крутых к Кашаеву домой. Он, конечно, испугался. Те – с угрозами расправы над всей семьей.

– Да не было никаких угроз...

– А ты там была?

– Нет, конечно.

– Я не знаю, может, он и врет, а может, твой информатор недоговаривает, но могли быть те угрозы, думаю.

– Да хрен с ним, пусть теперь он поволнуется – его очередь.

– Господи, дуреха ты моя своенравная... Он испугался и позвонил своему сокамернику. А сосед его по камере – о-го-го...

– Да знаю я – некто Тельнов.

– Не «некто», а сам господин Тельнов, «умывальников начальник и мочалок командир». Есть против него только Лазарев, другой крупный бандит. И хотя сферы их влияния поделены, он, конечно, не упустил бы возможности включиться в эту разборку. Дело-то не в деньгах, а в принципе. Для них эти деньги – мизер. Я уже интересовался: никто не знает, как на него выйти...

– Ой, бога ради, не надо никаких Лазаревых-хреназаревых. Пусть Маликов сам разбирается.

– Да ни черта у него не получится, вот посмотришь. Рожей не вышел – в том смысле, что силенок у него не хватит. Даже если хватит ума.

– Знаешь, Генка, так все это осточертело, что мне уже все равно. Не получится – пойду к учредителям, доложу о своем проколе.

– Сейчас надо было идти. После всего – глупо уже. У них своя контрразведка работает. И про стрелку с ворьем, если она состоится, им, не беспокойся, тут же доложат. Возникает мысль: с какой целью ты их в этом деле обошла, зная, что под ними работает мощная охранная фирма? Как ты будешь это объяснять, не представляю.

– Скажу, что есть на самом деле. Стыдно мне было каяться в своем недосмотре. А потом, знаешь, ведь если бы я к ним пошла, то они бы уж вытянули из меня, кто мне Кашаева присоветовал... А я совсем не хочу тебя светить.

– Да не боюсь я твоих новых русских. Все мы из одной кормушки жрали – они такие же бывшие ребята-комсомольцы, как и я. Только я свой капитал наживал относительно честно, а они на дефицитных телевизорах местного розлива.

– Давай пить, что ли. У меня уж стало – ни дня без выпивки.

– Тут запьешь, – понимающе ответил он, разливая коньяк по стаканам. – «Ни дня без строчки, друг мой точит. А у меня – ни дней, ни строчек...»

– Молодец, поэзию знаешь, – похвалила Ольга.

– Он, кстати, в наш провинциальный «гэ» скоро приезжает.

– Да видела я афиши.

– Сходим? Вместе?

– Как ты понимаешь, мне сейчас совсем не до Вознесенского. – Ольга набирала свой домашний номер. – Колька, это я. Мы тут пьем на работе с Романовым. Да, напьюсь сегодня в стельку. Так что ты за мной часика через три приди, боюсь, нетранспортабельная буду, – отрапортовала она мужу по телефону.

– Во как! Даешь стране огня. – Романов резал сыр, да так и застыл с ножом в руке. – Я думал, мы к себе поедем...

– Самодовольный индюк, – глупо хихикнула Ольга. – Никуда я с тобой не поеду. Все – «любовь прошла, завяли помидоры. Сандали жмут, и нам не по пути...».

– Я с тобой больше не дружу, забирай свои куклы, – обиженно ответил он.

– Давай только обо всей этой истории не говорить. Меня от нее тошнит, – попросила она.

– Какой – нашей?

– Нет, той, что про Кашаева.

– С удовольствием. Знаешь, я тут на днях прочитал... Пересказываю близко к тексту: если бы элементы мелкобуржуазного эдема, ну, всякие там телефоны мобильные, коньяки заграничные, шампуни навороченные, джакузи и тому подобное, перенести в советский период шестидесятых – семидесятых годов с их проникновенными эмоциональными особенностями, как-то: душевность, энтузиазм, бардовская песня, туризм доморощенный, – мы получили бы идеальную среду для жизни российского человека образца начала двадцать первого века.

– Интересная мысль. Если бы... Только не нужно было ничего, мне кажется, они просто всех этих роскошеств даже и не заметили бы. И без всего этого они были самодостаточны.

– Скажем, не отказались бы они от таких удобств. И вообще не о них речь, о нас.