Сухих соцветий горький аромат

— Ты не перепутал, просто я не сняла ту квартиру.

— Почему?

— Оказалось, что она уже сдана.

— Как они могли её сдать, ты же договаривалась об аренде?

— На самом деле, я всё отменила, когда ты предложил переехать к тебе.

— Тогда почему ты сказала, что с квартирой всё в силе?

— Это было очень глупо, но тогда я просто не хотела, чтобы тебе от безысходности пришлось забирать меня к себе, ты же принял решение прервать наши отношения.

— Глупости. Теперь выходит, что я оставил тебя на улице, как последний кретин.

— Я думала, что квартиру ещё не сдали и всё будет нормально. Ты вовсе не виноват, виновата только я сама.

— Куда же ты пошла тогда? Почему сразу не позвонила мне?

— Я звонила, но ты был недоступен.

— Да, извини, — после длительной паузы проговорил Саша, — я тебя подвёл.

— Говорю же, сама виновата.

— Так где ты сейчас?

Мне было страшно признаться, но лучше было сделать это сразу. Как врач я прекрасно знала, что оттягивание хирургической операции лишь продлевает мучения пациента, а иногда и вовсе приводит к летальному исходу.

— У Марка.

Казалось, Саша молчал вечность. Я решила прервать тягостное безмолвие.

— Саша, это ничего не значит, поверь, просто стечение обстоятельств. Я понимаю, что звучит совсем неубедительно, но это на самом деле произошло против моего желания. Я уже нашла квартиру и через пару дней переезжаю, он лишь приютил меня на время.

— Ладно, давай обсудим это при встрече, — блеклым голосом проговорил Саша, — Мне не хотелось бы говорить в присутствии Марка, давай встретимся где-то на нейтральной территории.

— Хорошо. Где именно? — глухо спросила я.

— Может быть, на бульваре Толбухина?

— Согласна. Во сколько?

— В пять вечера тебе удобно?

Я взглянула на часы, было без пяти минут три.

— Да, в самый раз.

— Тогда до встречи.

— До встречи, — через секунду в трубке я услышала короткие гудки.

Взглянув на руки, я увидела, что их сотрясает мелкая дрожь, силы быстро покидали меня, было трудно сдвинуться с места, даже пошевелиться. Я долго сидела неподвижно, пытаясь немного успокоиться и собраться с мыслями. Я не знала, как выпутаться из сложившейся ситуации, но всем своим естеством желала всё исправить. Казалось, что вернуть доверие Саши уже невозможно, всё, что было мне так дорого, было уничтожено, растоптано.

«Неужели это конец? — думала я. — Неужели вот так глупо всё закончится? Нет, я объясню ему, расскажу, как всё было, и он поймёт, он обязательно простит меня», — убеждала я себя и сама с трудом в это верила.

Когда я вышла на знакомый бульвар, то увидела, что Саша уже ждёт меня возле старого клёна с рубцеватой, потрескавшейся корой. Дерево неторопливо покачивало ветвями и думало о чём-то своём, о чём-то далёком и возвышенном. Для него не существовало наших душевных терзаний и любовных перипетий, оно тянуло длинные тощие пальцы к солнцу, ловило ими бездонную синеву неба и умиротворённо выдыхало уходящий день. Тогда я позавидовала его спокойствию и глубинной тишине, размеренности его жизни и равнодушию. Как бы мне хотелось стать его веткой, растущей где-то на самой вершине, безмятежно качаться на ветру и прикасаться листьями к зыбким облакам.

Похудевший, с ввалившимися глазами, Саша казался усталым и надломленным. Увидев его, моё сердце застонало от боли. В тот момент я любила его так сильно, так преданно как никогда. Все мои мысли, все мои чувства принадлежали ему. Я отдала бы свою жизнь, пожертвовала бы всем, ничего не требуя взамен, если бы это было ему необходимо, если бы это хоть что-то для него значило.

— Привет, — робко сказала я.

Он посмотрел на меня глубоко и тоскливо.

— Привет. Рад, что ты пришла.

В этих словах было столько нежности и в то же время печали, что моё сердце сжалось, я мгновенно почувствовала тяжесть предстоящего разговора.

— Ты здоров? Мне кажется, ты очень похудел.

— Да, я здоров. Это только кажется, просто сегодня плохо спал.

Мы молча смотрели друг на друга и ни он, ни я не могли начать первыми.

— Давай присядем, — предложил Саша.

Мы прошли немного вперёд и опустились на ближайшей скамейке. Над головой успокоительно шелестели листья клёнов. Они будто упрашивали нас забыть обо всех разногласиях и вместе с ними радоваться солнцу, жизни.

— Помнишь, как осенью возле того каштана ты сказал, что любишь меня?

— А ты ответила, что, как бы сильно я тебя ни любил, ты всё равно любишь сильнее.

— Да, так и есть. Тогда мы выбрали по каштану в память об этом дне. Я несколько месяцев носила его в кармане.

— Я тоже.

Я взглянула на Сашу, в его глазах стояли слёзы.

— Саша, давай забудем об этом кошмаре, пусть всё будет, как раньше. Я люблю тебя, как прежде, а быть может, даже сильнее.

Саша отвёл взгляд:

— Жаль, что, как раньше, уже быть не может.

— Почему? Это из-за Марка? Между нами ничего нет. Я понимаю, всё выглядит иначе, но поверь мне, всё, что случилось, лишь стечение обстоятельств.

— Мне хочется верить, но, к сожалению, у меня плохо получается. Хотя это уже не имеет значения.

— Почему ты так говоришь? Позволь мне рассказать, как всё было, пожалуйста.