— Мне послышалось или ты сказал, что пишешь стихи? — вдруг вспомнила я случайно обронённые Марком слова.
— Иногда.
— Может прочтёшь?
— Как-нибудь прочту, обещаю.
Мы замолчали. До остановки оставалось метров двести, вокруг сновали спешащие куда-то люди с портфелями, сумками и суетливо роящимися в головах мыслями.
— Раз уж ты рассказал про отца, думаю, и мне стоит признаться, — начала я, — мне родители тоже не разрешают встречаться с парнями. Сегодня я сказала маме, что пошла к Лене, а Лену попросила подстраховать на случай, если мама решит проверить, точно ли я у неё. Чувствую, я скоро погрязну во лжи.
— Хм, неожиданно. А из-за чего у тебя такая обстановка? — в свою очередь изумился Марк.
— Не знаю даже, как тебе сказать. Меня всегда воспитывали так, что на первом месте должна быть учёба, и я ещё ребёнок, а дети на свидания не ходят. Вообще у нас много правил, и я должна стараться всегда их соблюдать. Нет, ты не подумай, — спохватилась я, увидев серьёзное лицо Марка, — у нас в семье замечательные отношения, просто родители всегда хотели, чтобы я выросла хорошим, достойным человеком, поэтому я стараюсь совершать поменьше ошибок, а лучше вообще их не совершать.
— Мне кажется, не совершать ошибок всю жизнь невозможно, да и просто скучно. Не думаю, что от нескольких маленьких проступков можно вдруг стать плохим человеком.
— Не знаю… я привыкла думать…
— Расслабься, — перебил меня Марк и взял за руку — ты сейчас со мной, не нужно много думать и переживать. Давай забудем обо всём и просто повеселимся.
— Согласна, — проговорила я, с усилием отрываясь от своих противоречивых мыслей.
Через минуту мы уже стояли на остановке и ждали автобус. Я чувствовала, что атмосфера стала напряженной, поэтому попыталась разрядить обстановку:
— Получается, у нас запретная любовь, — кокетливо улыбаясь, я взглянула на своего спутника.
— Выходит, что так, — рассмеялся он, — и должен заметить, этот факт добавляет в наши отношения остроты.
Через несколько минут мы отправились к маленькой полупустой деревеньке в пригороде Бреста. Ехали мы довольно долго и всё время без умолку болтали о детстве, завершившемся совсем недавно, о живописных видах, открывавшихся из окна, о книгах, которые запали в душу, о музыке и обо всём на свете. Достигнув конечной остановки, мы пешком направились к видневшемуся впереди лугу, за которым возвышалась пышная роща. Посреди густо-зелёного луга стояла заброшенная водонапорная башня.
— Мы идём в башню? — озадаченно спросила я, стараясь не отстать от Марка.
— А ты когда-нибудь была внутри?
— Нет, никогда. Я вообще здесь впервые.
— Так и думал. Значит, не зря решил тебя привести именно сюда. Тебе понравится.
Мы шли по лугу и вдыхали весенний, тёплый аромат земли и свежей молодой травы. Видневшаяся впереди водонапорная башня, некогда аккуратно облицованная красным кирпичом, а теперь сплошь покрытая трещинами и щербинами, возвышалась подобно дряхлому, забытому временем великану. На самом верху башни зияли тёмные проёмы продолговатых окошек, вместо дверей прямо напротив нас открывался беззубый краснокирпичный рот с неровными, сколотыми краями.
Марк взял меня за руку и потянул к проходу. Внутри башни валялись разломанные кирпичи и щебень, шершавые серо-коричневые стены устремлялись к конусовидной, сильно пострадавшей от времени и дождей черепичной крыше, и терялись в полумраке свода. Всё вокруг было покрыто толстым слоем жёлто-серой пыли, что придавало угнетающий вид этому заброшенному помещению. Наверх к небольшим проёмам, через которые внутрь сооружения лился дневной свет, вела старая винтовая лестница без перил, напоминавшая гигантскую змею, любовно обвивающую грубые холодные стены.
Оглядевшись, я заметила, что здесь довольно интересно, и уже собиралась выйти из башни, как Марк направился прямиком к располагавшейся справа от входа лестнице.
— Неужели ты хочешь подняться наверх? — испуганно спросила я.
— Конечно. А для чего же мы тогда сюда забрались? Не бойся, я пойду впереди и буду крепко держать тебя за руку.
— Ты хочешь, чтобы и я поднялась с тобой?! — в ужасе вскрикнула я.
— Конечно, — улыбнулся Марк и протянул мне руку.
Я стояла как вкопанная. Страх высоты мучил меня с самого детства, и я до сих пор не могла его преодолеть.
Марк вызывающе глянул на меня:
— Ты хочешь, чтобы я отныне называл тебя трусихой?
— Я и есть трусиха, — мой голос срывался и дрожал от страха и возмущения, — ужасно боюсь высоты, а у лестницы нет перил!
— Иногда стоит преодолевать свои страхи, — Марк снова протянул мне руку и уже не опускал её, настойчиво глядя мне прямо в глаза.
Я колебалась.
— Давай же, — уговаривал он, нежно касаясь моих похолодевших пальцев.
— Так и быть, — сдалась я, — только не торопись, давай подниматься медленно.