Суховей. Воспоминания генетика

К тому времени, когда меня выгнали из Агрофизического института, Воронцов добился поста директора. Узнав, что я без работы, он пригласил меня в свой институт, во Владивосток. Я должна явиться для предварительных переговоров. Нотариальную копию трудовой книжки следует выслать предварительно. Мотивировка моего увольнения могла послужить непреодолимой преградой к зачислению. Мало ли что они там написали. Уволен по статье такой-то. Увольняемый понятия не имеет, что это значит, но секретарь парторганизации, завотделом кадров, завспецотделом отлично знают. Воронцов просил кроме копии трудовой книжки справку из нотариальной конторы с расшифровкой мотива увольнения. Статья номер такой-то, по которой меня уволили, ничего зловредного не содержала — тема ликвидирована, и только. Вслед за бумажной стаей отправилась и я. Лететь предстояло с двумя пересадками: в Москве и в Хабаровске. В Хабаровске выяснилось, что Владивосток самолеты не принимает. Снежные завалы. Я отправилась поездом. Я шла по заснеженному перрону, когда прозвучала по радио фраза: «Профессор Раиса Львовна Берг, вас ждут в справочном бюро вокзала». Мне оказывали царские почести. Но что-то неладное чувствовалось. Похороны не похороны — юбилей, во время которого юбиляра выпроваживают на пенсию. Вечером в номере гостиницы все разъяснилось. Президиум Дальневосточного отделения Академии наук наотрез отказался предоставить для меня штатную единицу. Удар нанесен не только мне, но и престижу нового директора.

Двум актерам — Воронцову и мне — предстояло играть с глазу на глаз. Сцена потребовала переоборудования. Молча, не посвящая меня в смысл своих таинственных действий, Воронцов взялся за дело. Он сместил диск телефона и укрепил его в смещенном состоянии с помощью надломленной спички. Поверх телефона он положил подушки. Потекла беседа. Телефон, по идее, не мог выполнять теперь ни одной из своих функций. Мне показалось, что выражение ужаса на лице Воронцова и приглушенный подушками телефонный звонок не звенья одной причинно-следственной цепи — выражение ужаса не запоздало ни на секунду. Водружая подушки, Воронцов сбил надломленную спичку, диск вернулся в то состояние, в котором ему надлежало быть, чтобы телефон мог выполнять свою обыденную унылую повинность, но и другая его пикантная миссия была восстановлена. Я достала из-под подушек телефонный аппарат. Кто-то ошибся, набирая номер. К тому времени надобность в надломленной спичке миновала. Оставшись одна, я из чистого любопытства позвонила президенту Дальневосточного отделения Академии наук. Возглавлял отделение географ Капица — сын того самого академика Капицы, которого Леон Абгарович Орбели ставил мне в пример, уговаривая продолжать мои популяционные исследования дома. Я и президент — потомки строптивых академиков. И он, и мой отец, и я сама — географы. Меня разбирало любопытство узнать реакцию президента на мое простодушное обращение к нему. Я собиралась играть роль непуганной. Чтобы оберегать высокопоставленных лиц от просителей, в местах присутственных есть секретари, дома — жены. Пробиться к президенту мне не удалось.

На следующий день директорская машина доставила меня на аэродром. Провожала меня только Клара, Клара, которая Катя, прекрасная спутница многих моих экспедиций. Она работала теперь в одном из дальневосточных институтов, не в том, где мне не удалось возглавить лабораторию популяционной генетики. Оттуда не пришел никто. Николай Николаевич после эпизода со спичкой долго не показывался мне на глаза, а когда мы увиделись с ним через два года, он уже не занимал пост директора. Его сместили. Ни членом-корреспондентом, ни действительным членом Академии он не стал, но, может быть, еще станет. Его антипод — Беляев — давно избран действительным членом Академии наук.

Приглашение создать и возглавить лабораторию популяционной генетики в Институте медицинской генетики в Москве обставлено с чрезвычайной помпой. Баснословные почести оказывает мне и Институт этнографии Академии наук, приглашая приехать для переговоров. Я точно знала, чем дело кончится, и беспросветная скука владела мной, когда я отправлялась на переговоры. Должность заведующего лабораторией — номенклатурная. Утверждением кандидатов занимается Отдел науки при ЦК. Отклоняя кандидатуру, Отдел науки в объяснения не вдается. Изобретать фиктивные поводы отказов предоставляется директору. Не буду описывать, как выкручивались из затруднительного положения те, кто хотел, но не мог помочь мне.

Царские почести, которыми обставлялись приглашения, — функция страха. Когда вам по междугороднему телефону звонит из Москвы директор академического института собственной персоной, это означает, что он стремится обойтись без секретаря, избегает свидетелей, бумажной документации, огласки. Отказывали мне через секретарш. Директор сперва сам назначает прием, а когда я являюсь, секретарша говорит: «Директор занят. Принять вас не может. У него немцы, или французы, или югославы». Разговор окончен, дело сорвалось.