Сухово-Кобылин: Роман-расследование о судьбе и уголовном деле русского драматурга

Улики не замедлили явиться. Одна пришла сама — в лице князя Радзивилла, поляка, студента Московского университета. Радзивилл жил на втором этаже дома графа Гудовича и под присягой показал, что ни криков, ни шума из квартиры Деманш в ночь на Михайлов день не было слышно. По приказу Закревского устроили даже нечто вроде следственного эксперимента с целью установить, можно ли крики и шум в квартире Деманш услышать из квартиры Радзивилла. Генерал-губернатор лично наблюдал за совершающимся действом. Частный пристав Редькин поднялся наверх и припал ухом к половице, а пристав Хотинский и стряпчий Троицкий внизу орали во всю глотку.

— Слышно отлично, ваше сиятельство! — доложил Редькин, поднявшись на ноги.

— А раз так, — размышляя вслух, проговорил Закревский, — то возможно ли предположить, чтобы убивали и резали молодую и сильную женщину, которая не могла не сопротивляться и не звать на помощь, и не было бы слышно, тогда как слышно отлично?

— Никак нет-с, ваше сиятельство, предположить невозможно-с!

— Стало быть, убийство произошло не на квартире Деманш, где и следов-то крови по осмотру не найдено.

— Так точно, не найдено, ваше сиятельство!

— А если убийство совершилось не там, то где?

— На Страстном бульваре, ваше сиятельство, во флигеле дома нумер девять, осмелюсь предположить.

— Хорошо-хорошо… идиот! Я разве тебя спрашиваю? Поди прочь.

«Этот подлый поляк Радзивилл всюду рассказывает, что он слышал крики, но не имеет мужества свидетельствовать о том официально», — писала Мария Ивановна Сухово-Кобылина дочери Евдокии Васильевне Петрово-Соловово.

Конечно, мужества у поляка не хватило, ибо следствие усиленно направлялось на Страстной бульвар. И кем? Диктатором, облеченным неограниченной властью в Москве.

И всё же прямых улик против Сухово-Кобыли-на у Закревского пока еще не было. Более того, даже если предположение, что Деманш была убита на Страстном бульваре, оказывалось верным, у следствия не было оснований подозревать Александра Васильевича — в ночь на Михайлов день его дома не было, он находился на вечере у Александра Григорьевича Нарышкина.

Но вот случилось неожиданное. Дворник Сухово-Кобылина Антон Павлов на допросе показал:

— Так как седьмого числа, накануне Михайлова дня, к барину моему приехала родная сестра его Петрово-Соловово с зятем его, то барин мой весь вечер и до утра был дома и из оного никуда не отлучался, да и карета его была в починке.

Вслед за дворником то же самое показали кучер и повар.

Этими показаниями разрушалось единственное алиби Сухово-Кобылина. Значит, не был он седьмого числа на вечере у Нарышкина? Выходит, что так. Допрашивать же гостей Нарышкина в планы Закревского не входило.

В глазах, сударь, закона показания первых двух свидетелей имеют полную силу. А ваше собственное никакой.

«Дело», действие второе, явление VI

Закревский не теряет надежды найти улики «еще более верные». Он посылает секретную депешу к аббату Кудеру с требованием сообщить о похоронах Симон-Деманш. «И подробно, подробно, господин аббат!» — настаивает он.

Ответ Кудера изумил генерал-губернатора: «Ваше сиятельство, по объявленному мне вчера Вашему приказанию, честь имею доложить подробности похорон Симон-Деманш, моей прихожанки. 9 или 10 числа сего месяца студент лет 20 или 22 вручил мне незапечатанное письмо от имени, как он сказал, госпожи Нарышкиной, в котором госпожа сия уведомляла меня о смерти одной француженки, не называя ее и спрашивая, какие требуются формальности для погребения. Что же касается погребальной церемонии, то всё было сделано сообразно церковному уставу и вследствие письменного разрешения полиции».

— Как?! Как вы сказали, аббат? Девятого или десятого числа?.. Что ж, отлично! Ну а содержание записки?

«Немедленно пришлите записку, господин Кудер», — скомандовал генерал-губернатор.

И через час записка Надежды Ивановны Нарышкиной легла на его стол.

«Господин аббат, — писала она, — прошу Вас сообщить подателю сей записки о всём том, что нужно для совершения погребения особы католического исповедания, а равно указать, где можно заказать гроб. Примите, господин аббат, уверения в моем совершенном уважении».

В отчете о погребальной церемонии аббат по каким-то соображениям не обмолвился ни единым словом о другой записке, присланной ему за день до похорон Деманш 10 ноября госпожой Нарышкиной с тем же студентом.

Однако само упоминание таинственного студента давало Арсению Андреевичу желанную зацепку.

— Студент… студент! какой студент? Достать этого студента из-под земли!!

Студента нашли очень быстро. Им оказался Евгений Михайлович Феоктистов, часто исполнявший роль посыльного в семействе Кобылиных. Будущего цензора и сенатора привезли на допрос, и в деле появилось чрезвычайно важное показание: