Сукино болото

Выпили. Ланцева включила диктофон, Кодацкий расчехлил видеокамеру. Послезавтра интервью с мэром появится в местной программе теленовостей и свежем номере газеты.

– В городе 110 тысяч жителей, примерно столько же, сколько у нас, – начал Лещев. – Только в бюджете денег в сто раз больше. Местная власть львиную долю налогов оставляет у себя. А помимо того сама определяет, какие брать налоги, в каких целях, в каких размерах.

Мэр покосился на бутылки с напитками и строго наказал Кодацкому:

– Смотри, чтобы этого в кадре не было! А вообще, скажу не для печати – не люблю ездить за границу, возвращаешься, и – трудно жить.

– Продолжайте, Николай Федорович, очень интересно! – лакейским тоном выпалил Кодацкий, не отрываясь от видоискателя.

– Заседания городского совета там проходят так, – продолжал Лещев. – Большой зал с высоченным потолком. Места для публики и прессы. На сцене полукруглый стол. За столом – мэр и члены городского совета, городской менеджер, городской прокурор. Результаты голосования фиксируются на табло. Обстановка в целом деловая, но каждый пытается сострить, вызвать смех.

– Пусть бы они попробовали у вас посмеяться, – незлобиво вставила Анна.

– Я, если хочешь знать, очень ценю юмор, – без обиды отозвался Лещев. – Но ведь там меру знают, не злоупотребляют. А нашим только дай волю, посмейся с ними – на голову сядут.

– Как там с преступностью борются? – спросила Ланцева.

– В муниципальной полиции города 370 человек. Почти в три раза больше, чем у нас. Плюс к этому родители патрулируют улицы и районы на своих машинах.

Царьков подхватил эту мысль:

– Может, нам тоже организовать родительские патрули? Предприниматели могли бы купить пару «Жигулей».

– Надо подумать, – отозвался мэр.

Ланцева посматривала на шашлык. Куски мяса на шампуре слишком большие. К этому трудно привыкнуть. Как и к шашлыку из свинины, а не из баранины. Вообще, все здесь не такое, как в Таджикистане: небо, воздух, дома, люди. И она для местных тоже не такая. Как бы даже не совсем русская.

– Леня, я отсюда вижу: уже подрумянился, пора, – сказала она Царькову.

Откусила кусочек шашлыка. М-м, когда свининка жирненькая, оказывается, вкусно.

– То-то же!

Царьков сиял. Ему хотелось, чтобы за столом было весело. Он зачем-то припомнил, что у человека и свиньи сходный состав крови, одинаковое пищеварение. И даже свойства кожи очень схожи: свинья тоже может загорать.

Анна вернулась к разговору:

– Николай Федорович, а на кой вам мэрство? Неблагодарная это работа. Шли бы в бизнес.

Лещев перестал жевать мясо, отложил шампур:

– Память о себе хочу оставить, Аннушка. Чтобы люди и через десять и через двадцать лет говорили: вот сквер. Вот фонтан. Вот торговый центр. Вот рынок. И все это сделано при Лещеве. А еще хочу, чтобы как можно больше горожан помнили, что лично каждому сделал что-то хорошее. Правда, у добрых дел есть один существенный недостаток – они быстро забываются. – Мэр поднял бокал и сделал скорбное лицо. – Одного только не хотелось бы. Чтобы говорили: вот, мол, во времена Лещева банды пацанов терроризировали город. Давайте за то, чтобы больше ничего не случилось.

Выпили. Царьков осторожно предложил:

– Николай Федорович, давай откроем молодежный спортивный центр. Будем вовлекать туда конкретно группировщиков, только их. Я и название уже придумал – «Спартой» назовем. Все расходы возьму на себя. Вот увидишь, я наведу порядок. В городе будет тишина. Я все-таки твой помощник по безопасности, я просто обязан сделать это.

Лещев ответил задумчиво:

– Шокин правильно сказал – надо отвести этот дикий табун от пропасти. Валяй, Леня. Только работай в контакте с Шишовой, не отделяйся.

Сгустились сумерки, замерцали звезды. Разговор о делах увял, а другой темы не возникало. И песни петь не тянуло. Таня сварила кофе. Царьков плеснул по рюмкам коньяк, подсел к Анне поближе, сказал на ухо:

– Смотри, новый месяц с правой стороны. Знаешь, это к чему? Говорят, к счастью.

«Надо же, какая лирика, – цинично подумала Анна. – Этак дойдет до разговора о тайне мироздания». У нее по этому глобальному вопросу мнение было очень приземленное: природа и эволюция – всего лишь цепь случайностей, а иные миры так далеко, что практически неважно, есть они или нет.

Таня не выдержала, под благовидным предлогом зазвала Леонида в дом, устроила сцену:

– Хватит клеиться. Перед людьми стыдно. Думаешь, никто не видит?

Царьков даже бровью не повел:

– Завидуешь, Танюха.

– Кому? – взвилась женщина. – Кому я должна завидовать? Ей? Или, может, тебе?

Царьков сочувственно вздохнул:

– Ревность – это зависть, Танюха, а верность – навязчивость. Говорят, ревнивые во втором кругу ада мучаются. И учти, подруга: от ревности до предательства – один шаг. Ревнивая баба – предательница по своей сути. Лучше бы скатерть сменила. Кто полиэтилен гостям стелет, деревня?!