Суккуб

— Что случилось? — Села на ее кровать, сжала прохладную ладошку. Тыльной стороной второй она размазывала сопли, а внутренней — слезы. — Анька? Что случилось?

— Я бы проснулась! Издай ты хоть писк, я бы проснулась…

— И?

— Скажи мне правду. Скажи!

— Анька, я не понимаю. В чем дело? — Придвинулась я ближе, обегая взглядом комнату в поисках чего-нибудь походящего на салфетку.

— Он пристает к тебе? — Обернулась она, резко перестав плакать. — Макс пристает к тебе?

— Что за бред? — Я и глазом не моргнула.

— Я же люблю его. Очень люблю. Скажи мне… Скажи…

— Не выдумывай. Сколько ты вчера «поддала»? Я сама от своего крика проснулась… С чего тебе, вообще, в голову это пришло?

Анька открыла и закрыла рот. Отвела взгляд. Я удивленно вскинула брови, отползая. Лучше молчи. Она промолчала.

— Иди умойся. — Я отвернулась.

Анька послушалась, вдохнув в себя все содержимое носа.

Я сгребала в сумку все, что могло понадобиться для подготовки на понедельник-вторник.

— Я в библиотеку. — Кивнула Аньке, встретившись с ней в дверях.

Она встала в проходе. До поворота на лестницу я чувствовала ее взгляд в спину. Вряд ли ей было так же гадко, как мне. Но становилось проще, если об этом — не думать.

Заполненная в субботу библиотека могла обозначать лишь одно: сессия. Присев рядом с каким-то второкурсником, я зарылась в тетрадях.

— …Количество людей, видевших, слышавших или переживавших телепатические явления. — Я вздрогнула от шепота над ухом. — Каким бы оно ни было, близко нулю по сравнению с количеством экспериментов, какие провела естественная эволюция за время… — Макс сидел на парте за мной, читая с листа а4. -… существования видов, на протяжении миллиардов лет. — Я развернулась на стуле, поднимая взгляд. — И если эволюции не удалось накопить телепатических признаков, то это значит, что нечего было накапливать и сгущать. Станислав Лем. — Он улыбнулся, оторвав взгляд от листка. — Этой ночью у нас было исключение, подтверждающее правило или есть какое-то другое название у этого явления?

Он говорил тихо, почти шепотом. Но все сидящие рядом недовольно уставились на нас. Мы мешали. Возможно, до кого-то доходил смысл сказанного. Я поискала глазами однокурсников поблизости. Поднявшись, пошла на выход. Макс пошел за мной.

— Ты понимаешь, что я могла заставить тебя забыть?..

— Тогда твоя невинность могла снова оказаться под угрозой.

— Откуда ты знаешь? — Я отвела взгляд, хмурясь. Ну, на кой хрен трепать об этом? Почему ей так легко скрыть, что я сомнамбула и так тяжело — что девственница?

— А если бы я забыл заключительную часть нашей близости, у тебя не было бы свидетеля для сведенной во сне ноги.

— Если ты обидишь Аньку, я клянусь, ты…

Я не смогла договорить, на подбородке сжалась ладонь, задирая голову.

— Ты идиотка, если думаешь, что я могу ее обидеть. Я не понимаю, что ты из себя представляешь, и что ты делаешь… и как ты это делаешь… Но во всем, что произошло и может произойти, виновата ты. И только ты.

Я смотрела на удаляющуюся спину, потирая подбородок. В бежевом круге на спине с его футболки на меня указывал красноармеец: You have failed!

У окна, в паре десятков шагов от меня замерла Моня. Я тихо выругалась, наткнувшись на ее насмешливо-удивленный взгляд.

— Ты ничего не видела. — Проговорила я тихо, когда она подошла и встала у двери библиотеки.

— Определенно — нет. — Усмехнулась она, качая головой.

Моня — это наше все. Она база данных обо всех и обо всем. Я никогда не жаловалась на память, но Моня — она, просто, живой жесткий диск со встроенным файловым менеджером и поисковиком. У нее темно-русые волосы и круглое лицо. Если Моня не смеется и не усмехается, значит, она дает отдых мышцам щек. Моня — это положительно заряженная частица нашего курса. Но притягивает к себе всех. Если бы Моня не была Моней, у нее была бы куча врагов. Она не пай-девочка, она бывает излишне резка, прямолинейна и насмешлива. Но Моню любят все. Это наша Моня… И я не помню как ее зовут, черт. Кажется, Ира.

Когда на улице начало темнеть, а в попе неметь, я вспомнила о словарях. Не факт, что они понадобятся мне на следующей неделе. Но в любом случае, сами они ко мне не доковыляют. Аньки в комнате не было. Вытряхнув на кровать все излишне утяжелявшее сумку, я направилась в гости.

Марк был дома. Он открыл после предварительного приветствия: кто? — Лида. Рука так же болталась на перевязи, но синяки начали сходить. Опухоль на кисти спала. Он что-то дожевывал. Неужели в нашем безумном мире существовал хоть один регулярно-питающийся человек?

— Привет. Я забыла у тебя словари.

— Ищи. — Махнул он рукой, пропуская.

Я развязывала шнурки на кроссовках, парень пошел на кухню. А я сегодня не ела…

Словари лежали там, где я их оставила: чуть за монитором слева.

— Нашла! — Крикнула я, укладывая два пухлых томика в способную вместить слона дамскую сумочку. — Извини за беспокойство.

— Никакого беспокойства. — Сказал он за спиной, и я вздрогнула, оборачиваясь. Села на лавку. Наблюдая за тем, как я натягиваю и завязываю кроссовки, он ждал, чтобы закрыть за мной дверь. — Останься.