Я замерла, не веря ушам. Подняла лицо, недоуменно хмурясь и качая головой.
— Что?!
— Останься.
Распрямившись, я растерялась. Вместо вопросов: «Урод предложил мне остаться у себя? Не рехнулся ли он?» — в мыслях образовалась изумленная пустота.
— В смысле?
— В прямом. Просто, останься. На эту ночь. На эту неделю. На месяц, на год. На всю жизнь. Как хочешь.
— Ты в своем уме? Ты в зеркало когда последний раз смотрел? — Потихоньку приходя в себя, я наклонилась обратно к кроссовке.
— Сейчас смотрю. — Он кивнул на отражение в высоком узком зеркале на стенном шкафу рядом с лавкой. — Хотя, ночью все кошки серы…
Брови сами поползли вверх: презрительно и насмешливо. Я подняла голову.
— Достойная обложки физиономия — это единственное, чем обделили меня родители и природа. И обидеть меня крайне сложно. Даже таким выражением лица.
Поднявшись, я подхватила сумку. Открыла дверь и вышла. Не глядя на него, пошла к выходу из тамбура, к лифту, на улицу, в общагу… «домой».
Было гадко. Было душно. Было очень жаль себя. Было страшно и обидно. Но более всего — было удивительно.
Выйдя из подъезда, я села на лавку и согнулась дугой, облокотившись на колени. Уже давно стемнело. Народ гулял с собаками, собачищами и собачонками. Выгуливал подруг и банки с пивом. Выгуливал свои легкие и тазобедренные суставы. Народ наслаждался тишиной и свежим никотиновым воздухом с примесями тяжелых металлов и смол, с примесями цветущей черемухи и вишни, с примесями всех ароматов Франции из помойки у соседнего подъезда.
Как когда-то давно я мысленно повторяла список из восемнадцати пунктов, я прокручивала причины: за.
Усмехнувшись, я повторила причины и загнула седьмой палец. Сотворение собственного мира за семь дней с полной расшифровкой собственных смертных грехов. Болезнь, страх, комфорт, одиночество, не полюблю, воспользуюсь, дважды…
Он открыл так скоро, будто сидел на своей лавке и ждал моего возвращения. Отошел от двери, пропуская. Я выбирала из всех особенностей, болячек и способностей своего организма и натуры то, что могло бы угрожать живущему рядом со мной человеку.
— Я лунатик.
— Ну, если Анька это пережила, значит, и я справлюсь…
Усмехнувшись, я вошла. Села к кроссовкам.
— Ты ужинала?
— Нет. — Снова усмехнулась я.
Иногда, еда и секс — это все, что связывает людей. Даже расписанных и имеющих детей. Хотя, нет —
Я ответила «нет» на вопрос об ужине еще не предполагая, что мне кусок в горло не полезет. Только медленно пережевывая рыбу, тоскливо обгладывая во рту незамеченные косточки, я в полной мере осознавала что:… черт. Это и был весь мой мыслительный процесс за ужином: Черт, черт, черт, черт… После такого количества «черт» хотелось перекреститься и попросить прощения.
Зайдя в комнату, в которой не раз и не два работала за компом, я замерла. Наверно, у меня было такое же выражение лица, как при возвращении в его квартиру. Тогда я, стоя в дверях, сказала: Я лунатик.
Я стояла в проеме и хотела сказать, что я девственница. Что я — боюсь. Его боюсь. Он обернулся. Кстати, мышка у него за компом лежит с левой стороны. Будто он предполагал, что правую ему когда-нибудь повредят… Работая за его компом я постоянно перекладывала ее под правую руку. Благо, кнопки менять не приходилось.