Суккуб

Я усмехнулась и поморщилась от боли: сократились мышцы живота. Все, что можно было перенести на два дня, он перенес. Но я задержалась еще на два непредвиденных, не прописанных в нашем расписании дня.

— Кто в тебя стрелял? Мы можем это использовать? — Продолжал он тем же тоном, убирая мой локон за ухо и разглядывая лицо.

— Миш, я не в состоянии обсуждать это сейчас. Дай мне поправиться. У меня все болит. Я вся болю…

— Но ты хотя бы имя знаешь?

— Зачем тебе? Мы не будем это использовать. Об этом никто не должен знать.

— Но я, хотя бы, пожму ему руку. — Усмехнулся агент, поднимаясь.

— Не заставляй меня снова прикидывать, кем бы тебя заменить. Это не смешно. Я надеялась, что наши разногласия улажены.

— Разногласия? О чем, ты, Лида? Все замечательно! — Миша присел на подоконник. — Не плохая палата. Не дешево обходится? — Помолчал немного. Я посмотрела на темный силуэт на фоне окна и отвернулась. За плечами была работа с шестью полицейскими, расследующими происшествие в поместье Ласкара Младенова. Теперь о том, что в отдельной палате частной больницы с огнестрельными ранениями лежит россиянка, знали только мой лечащий врач и медицинская сестра. При выписке они забудут обо мне надежнее, чем дурной сон. — И потом, кем ты меня можешь заменить? — Продолжал Миша тихо, чуть насмешливо, как всегда со злыми нотками в голосе. — Твой муженек не подпустит к тебе никого, кроме меня. Был повод убедиться, ни так ли?

Смысл сказанного укладывался в сознании медленно, пластами, взбаламучивая усталость. Я повернула голову к агенту.

— Что ты сказал? — Голос был тихий и ровный.

Миша повел подбородком, будто желая посмотреть через плечо «что там на улице», но передумал. Поднялся, прошел к кушетке и остановился в ногах.

— Я говорю о том, что мы неплохо работаем вместе. Разве не так? Пока ты слушаешься меня, мы в плюсе. Даже в такое нелегкое время. Твое условие я так же выполняю. И я единственный, к кому Марк не ревнует. Так что не вижу причин для ссор. — Он кивнул сам себе. — Когда ты планируешь ко мне вернуться в полном здравии и готовности?

— Не раньше, чем через месяц. Придумай что-нибудь. — Я поморщилась от резкой боли. — Что угодно, кроме правды.

— Если бы я ее знал… — В голосе не было и доли искренней заинтересованности. — Скажи же мне имя чувака, всадившего в тебя пол обоймы! Он еще жив? — Засмеялся он, направляясь к двери.

Кажется, для ярости не должно быть сил.

— Жив! — Крикнула я в закрывающуюся дверь и почувствовала себя гадко и пошло. Умнее было бы промолчать…

Попытавшись расслабиться, я зажмурилась. Нашла кнопку вызова. Сестра прибежала так быстро, как если бы все деньги по счету упали бы в ее собственный карман.

— Сделайте обезболивание, пожалуйста. — Попросила я. Это слово: anesthesia, я впервые вычитала в словаре здесь, в больнице и оно уже прочно вошло в обиход. Так удивительно было понять, каким смыслом может быть наполнено одно смутно знакомое, часто слышанное в прошлом слово. Каким облегчением. Как оно требуется. Как много значит. Анестезия…

Меньше, чем через полчаса я уже спала.

4

Июль, 2009 г.

Нахождение в частной клинике требовало толстого кошелька. Но это не было проблемой. Выданная на год виза так же не выталкивала из комфортной палаты. Казалось, выпал шанс отдохнуть. Но я бы предпочла не отдыхать, в таком случае. Я привычно скучала по Марку, практически кожей ощущая его обиду, чуть ли не злость. Если бы он начал спорить, отправила бы я его домой насильно? Я была благодарна, что он не дал нам возможности это проверить. У Миши было столько забот, что волноваться об излишнем внимании не требовалось. Бабуля позвонила как-то неудачно на днях. Отнекавшись занятостью, я обещала перезвонить позже. А больше у меня никого не было. И я очень хотела, чтобы рядом оказалась Гриша. Иногда казалось, что вот сейчас она откроет дверь, спокойная и верная. Будет слушать, отвечать, посмеиваться, а потом скажет: сама решай. Но Гриши в этом мире больше не было. Надеюсь, там, где сейчас мама, папа и моя байкерша, они подружатся. Миша не должен был это говорить. Мы оставили прошлое в прошлом. Он не должен был… поднимать это.

Я стояла у окна, представляя запах улицы. Прошло почти три недели. У меня никогда не было такого долгого «отпуска». Когда в дверь постучали, не обратила внимания. Когда она открылась, закрылась и не последовало вежливой реплики доктора или медицинской сестры, развернулась всем корпусом: просто обернуться я не могла.

— Ласкар? — Я улыбнулась удивленно и приветливо.

— Здравствуй, Лида. — Кивнул он без улыбки, но с усмешкой в голосе. — Как виновник происшествия я позволил себе оплатить твои счета.

Я открыла рот, чтобы начать возражать. Он приподнял ладонь и отвернул лицо в непререкаемом «нет».

— Предлагаю завершить реабилитацию у меня дома. Мой семейный доктор будет приезжать каждый день.

— Что они подумают?

Почему-то это было единственное опасение. Что подумают те, кто заказал мне этого человека? Не что подумает его семья или Марк. Что подумает администрация?

— При желании спросишь об этом на следующем собрании.