Суккуб

Остановившись, я развернулась. Женщина уже вернулась в свою компанию. Я подошла к перилам, на которых она сидела одним бедром, окликнула. Она обернулась.

- Меня зовут Лида. – Сказала я.

- Гриша. – Протянула она руку ко мне вниз.

Я попыталась не выдать удивления, но в мысли закралось подозрение, что она, все же, трансвестит. Пожала твердую теплую ладонь.

- Я хотела бы сделать тебе предложение. Скромное... – Улыбнулась я, отходя.

Склонив голову набок, она перемахнула через перила и подошла ко мне.

- Я не звезда и не дочка олигарха. И я постоянно попадаю в подобные ситуации. Мне не нужна телохранительница, но твоя способность отшить подобную шваль одним словом – просто грандиозна. Если тебя в принципе может это заинтересовать, я хочу предложить работу. Я корреспондент новостного канала. Начинающий. Пока...

Она слушала меня молча, абсолютно не меняясь в лице. В какой-то момент мне показалось, что она вообще не слышит. У меня было несколько мотиваций: она, вроде, женщина, она одним взглядом может оградить от ненужного внимания и одним словом – избавить. 

Подавив желание осведомиться о том, как она меня слышит и понимает ли вообще, я продолжала. В тот зимний вечер я была готова платить ей четвертую часть своего оклада. О том, что он очень скоро и очень весомо увеличится, я знала наверняка. Но говорить об этом не стоило. Покупать человека на перспективы я не считала честным.

- Я понимаю, что это не много. – Прокомментировала я сумму предлагаемого оклада. - И понимаю, что работа необычная. Что-то вроде телохранительницы... Но, если тебе интересно, я буду рада твоей компании.

- Мне интересно. – Ответила она сразу. Тем же тоном. Спокойно-безразличным.

Я не сдержала радостной улыбки. Приподняла подмерзающую ногу.

- Может, в машине продолжим разговор?

- Сама решай... – Сказала она и обернулась к товарищам, чтобы сказать: пока, до встречи. С того дня «сама решай...» я слышала чуть ли не каждый день. И каждый раз это скидывание ответственности придавало сил.

Лишь через пару месяцев я спросила: почему «Гриша»?

Полный день мы проводили с ней вместе. Она стала компаньонкой и подругой. Причем так незаметно и стремительно, что я иногда смущалась. Казалось, что я не имею права так нагло заполнять ее жизнь, ее личное время (намного дольше, чем восемь рабочих часов в день).

Достав паспорт из набедренной сумки, она протянула мне. Я прочитала раз, прочила второй, соображая. Сдавшись, обернулась к ней. Мы стояли в пробке на третьем кольце. Она сказала: операция по смене пола.

Паспорт гласил: Григорий Валентинович Миронов, 1975 г.р.

Сзади послышался гудок. Я тронулась, пытаясь придти в себя.

- Так, ты мужчина?

- Похоже, что я мужчина? – Спросила Гриша. Я обернулась к ней.

Вообще-то, да, хотелось сказать. Но я не ответила. Меня мучил лишь один вопрос, и я сдалась в попытках сформулировать его так, чтобы он прозвучал как-то помягче.

- Гриша, ты испытываешь сексуальное возбуждение, находясь рядом со мной?

Я чувствовала, как покраснела. Я вообще не краснела. Никогда. Возможно, это был первый случай, когда я покраснела.

- А должна? – Спросила она спокойно, будто это был обычный рабочий вопрос.

Если мужчина, то должна, думала я. Я так устроена. Я не всегда могу это контролировать. Но, слава богу, если нет. Я обернулась, чувствуя, как горят уши.

- Да или нет?

- Нет. – Покачала она головой.

Я кивнула, облегченно выдыхая.

- Почему ты не сменила паспорт?

- Не успела. – Пожала она плечами.

2. Март 2008 года, Косовска-Митровица

Выборы завершились известным всему населению страны за полгода до начала предвыборной компании результатом. Все было прогнозируемо и банально. Выбор был сделан без моего гражданского сознательного участия. Выбор был сделан.

Когда всеми правдами и неправдами я получила направление в Косовска Митровицу, казалось, жизнь налаживается. Конечно, это кощунство, но я собиралась отработать свою личную «произвольную программу» в каждом из репортажей.

От наблюдения забастовки клонило в сон. Конфликт должен был разгореться и достигнуть точки кипения, чтобы потом дать возможность себя разрешить. В воздухе пахло гарью. Чувствовалось возбуждение. На следующий после нашего приезда день, 16 марта, сербы захватили здание суда.

Мне было восемь, когда мы с мамой по телевизору следили за захватом и освобождением Белого дома в Москве. И это - столица великой державы! Глядя на вырывающийся из окон здания правительства черный дым, я еще не понимала, в какой стране живу. Что правильно, а что нет - во втором классе не обсуждали. Более того, это скучно было обсуждать и в третьем классе и в девятом и в одиннадцатом. Во всех замочных скважинах средств массовой информации мы видели насильников, наркоманов, алкоголиков, курильщиков и шлюх. И интерес именно к этим аспектам нашей банальной повседневности подогревался ежесекундно. Думать о происходящем в мире на уровне чуть выше бытовухи нас не учили. Это было нудно, не интересно и нашего ума не касалось. Касаться было не должно.