Суккуба

Таня нервно хихикнула, выпустила «аппарат» из руки, а негр видимо воспринял ее смешок как восхищение евонной мужской статью. Он как-то смешно запрыгал, забормотал, типа демонстрируя свой выдающийся фалллический аппарат, и взяв его в руку, стал буквально нарезать круги, вращая членом в воздухе, как пастух Семеныч своим длинным кнутом.

И снова Таня хихикнула, забыв, зачем тут находится, что ей нужно делать, и вообще – кто она такая. Ощущение было таким, как если бы Таня просто взяла, и пришла на свидание с неким чернокожим, решив в конце концов попробовать – как это, с негром-то, так ли хорошо, как это показывают в сотнях порнушек!

Но чернокожий напомнил – кто она, и зачем здесь находится. Он толкнул Таню в грудь, да так, что она плюхнулась на попу, вскинув ноги вверх и едва не покатившись кубарем, а потом подошел, и без всяких там церемоний сунул свой наполовину эрегированный член прямо в губы, схватив Таню за голову, и сердито пробормотав что-то по-своему, на непонятном Тане языке.

Таня покорно открыла рот, впустив в себя эту здоровенную штуку, и медленно заработала головой. Негр что-то снова сказал – сердито, возмущенно, вроде как порицал ее за вялую работу, и схватив за голову еще крепче, задвигал тазом, вгоняя себя как можно глубже и не обращая на хрип Тани, у которой тут же возникли рвотные позывы – слишком глубоко засунул, в самое горло!

Тут уже пропало ощущение свидания, и негр уже не казался неким иностранцем, на свидание с которым Таня решила пойти «для общего развития» – чтобы знать, чем белые отличаются от черных. Теперь она была шлюхой, которую трахал бесцеремонный, и вообще – не очень приятный клиент.

Так-то он был довольно чистым, почти ничем не пах – если не считать какого-то странного мускусного запаха, который – как где-то читала Таня – присущ всем людям негроидной расы, гораздо ближе находящимся к природе, чем обычный европеец.

Мучилась она недолго. Уже минуты через две он выдернул свою черную «штакетину», едва пролезшую в Танин маленький ротик, и развернув девушку спиной, бросил ее на постель, бесцеремонно раздвинув Танины ноги широко в стороны, чуть ли не на шпагат.

Начал он снова с поглаживаний и полизываний – что опять-таки отличало его от русского парня, которому «впадлу» удовлетворять девушку языком. А потом просто приставил член и вошел – не грубо, но бесцеремонно, ничуть не обращая внимания на то, что Таня охнула, задохнувшись от непривычного ощущения такой здоровенной штуки в своем животе.

И снова мелькнула дурацкая мысль: «Хорошо, что он у него не хочет как следует стоять! Если бы был твердым, как у наших – он бы мне все там порвал!»

Почему-то эта мысль Таню возбудила, и она стала незаметно для себя самой подаваться назад, помогая «клиенту», тяжело дыша, постанывая, сосредоточившись на том наслаждении, которое может предоставить только секс.

Убила она его в тот момент, когда чернокожий излился в нее, застонав, зарычав, как дикий зверь, перемежая свои рыки и стоны выкриками на нескольких языках, из которых Таня узнала только два – английский, и французский.

Это было даже легче, чем с Виктором, все равно, как взять, и всосать в себя пенку с чашки горячего кофе – рраз! И готово! И вот уже мертвое тело, которое только что двигалось, жило, исторгало из себя горячее семя лежит на Таниной спине, потяжелев, как всегда бывает после того, как из него выходит душа.

Таня спокойно, без колебаний и истерик сбросила чернокожего на пол, зажала низ живота, из которого капали белые и прозрачные сгустки, прошла в ванную комнату, где минут пять, сидя на биде, вымывала, выдавливала из себя «подарок», который оставил этот «эфиоп». Потом подошла к платью, брошенному на пол, аккуратно расправила его, надела. Нашла трусики – тоже натянула. Потом села на кровать, и стала ждать. Чего именно – она не знала. Может, ей пришлют еще какого-нибудь «охлоса», которого нужно «освободить» от его никчемной жизни, а может на этом ее миссия и закончилась. Что тоже вполне вероятно.

Она сидела, смотрела в мертвые глаза чернокожего парня, и пыталась разобраться – что же на самом деле чувствует? Вот сейчас – она убила человека. И что? Шевелится что-то в душе, или нет? И убеждалась, раз за разом – нет, ничего не шевелится. Может ей нарочно подобрали первого охлоса такого, отличающегося от привычных мужчин, можно даже сказать – нечеловеческого?

То есть – вот ты, к примеру, считаешь, что вправе убить животное, потому что ты человек. Право такое дал тебе бог – убивай зверей, и питайся их плотью. Звери, само собой, против этой божественной заповеди, но тебе пофиг – есть-то хочется! А раз хочется – значит можно. Так и тут – вроде и человек, похожий на человека – руки, ноги…член. Но и не человек – черный какой-то, страшный, губы навыкате и говорит непонятно! Такого и убить не так жалко. Опять же – невоспитанный, грубый!

В общем – твоя плоть нужна мне, чтобы питаться. Так природа устроила. Потому – извини, парень, но я забираю твою жизнь!