Суккубус

Тени обретают плоть. Она слышит их голос. Боа. Они приказывают ему. Он всего лишь тряпка. Слуга. Раб. Но они…

Анта вздрогнула…

Кровать. Пыль. Пол. Половица скрипит. Ноги Боа возле ее лица. Голос. Его голос. Он будит Ероси. Она притворяется, что спит. Анта все еще чувствует на своих губах вкус ее поцелуев.

– Оденься, – говорит Боа.

Анта видит голые ноги Ероси. Черная кожа сливается с темнотой. Тени. Они заполняют углы. Прячутся в темноте. Боа называет адрес.

– Возьмешь такси, – говорит он.

Они уходят. Анта выбирается из-под кровати. Она одна в темной комнате. Выглядывает в коридор. Тени. Они ползут вдоль стен, огибают тумбочки, колонны, заворачивают за углы… Голова идет кругом… Ступени. Тени стелются по ним, как дорогой ковер… Улица. Деревья. Такси… Старик-водитель не очень-то жалует Анту, но она платит вдвойне… Тишина. Воздух пахнет солью. Финиковая пальма. Белое бунгало. Окно…

Ероси снимает одежду. Ложится на кровать.

– Закрой глаза, – говорит голос из темноты.

Она подчиняется… Смерть подходит к ней, сдавливает холодными руками горло… Ероси выгибает спину, извивается на кровати, затем стихает. Мертвая. Покорная… Кровь из прокушенных губ заполняет рот Анты. Страх сдавливает горло, и она не может дышать. Крик. Он сваливается в желудок, бренчит по его стенкам, вызывая тошноту…

– Это ужасно, – прошептала Жо-Жо.

– Каждую ночь… – Анта облизала сухие губы. – Каждый час… Я жду, что Боа войдет в мою комнату, и я стану следующей.

– Ты обязательно должна кому-нибудь рассказать об этом.

– Мне никто не поверит.

– Я тебе верю.

– Ты просто глупая белая женщина, которой нравится жалеть таких, как я.

– Не говори так, – Жо-Жо поцеловала ее в губы. – Не смей говорить так.

* * *

Картины. Кристин смотрела на них, и были они для нее всего лишь рисунками, набором мазков на стенах, созданных воспаленным воображением безумного разума. Выразительность не имела значения, лишь содержание – уродливая действительность, немой крик о помощи, запечатленный кистью отчаявшегося человека. Боль, страх, беспомощность – они окружали Кристин, вгрызаясь в тело своими плотоядными взглядами. Мужчины, женщины, дети, животные – замкнутый хоровод страданий и боли, рваная череда событий, где даже трава имеет свою собственную душу.

Истории. Кристин слушала их, снова и снова спрашивая себя, неужели Маккейн во все это верит? Искусство, художник, писатель… Звезды высыпали на небо, мелькая в лохмотьях плывущих по небу туч…

Тайны. Казалось, что их никогда не бывает слишком много. Люди любят их. Поклоняются им. А когда этот кладезь начинает истощаться, то его пополняют легендами, мифами. И это никогда не закончится – воображение не имеет границ. Искусство рождает искусство. Страхи рождают страхи. Ступень за ступенью лестница тайн тянется к небу, рушится и возводится вновь, чтобы никогда не узнать, что же там, в конце этого пути. Бог создал землю. Люди создали Бога. Отдали ему право на землю. И снова заявили о своих правах… День сменит ночь. Старые тайны уступят место новым. И до тех пор, пока вертится этот мир, ничто не изменится. Жизнь…

– Ты действительно в это веришь? – спросила Кристин.

Маккейн кивнул. Ночь была теплой. Дождь стих, словно набираясь сил для новой вакханалии. Молчание. Маккейн взял Кристин за руку.

– Несовершенный мир. Ненадежный. Хрупкий… – он смотрел вдаль, в темноту.

– Что там?

– Где?

– Впереди.

– Я не знаю.

Порыв ветра растрепал его волосы, качнул деревья, сбивая с листьев нависшие капли дождя. И снова тишина.

– Почему именно ты, Кристин?

– Что, почему именно я?

– Почему ты ничего не видишь в этих картинах? Почему они не властны над тобой?

– А ты?

– Я – это другое. Я родился здесь. Этот дом принадлежит мне так же, как я принадлежу ему.

– Это глупо.

– Может быть, – он повернулся к ней, пытаясь встретиться взглядом.

– Уже поздно.

– Можешь остаться здесь. В этом доме много свободных комнат.

– Говоришь так, словно боишься меня.

– Я не знаю, – он отпустил ее руку, запрокинул голову и посмотрел на небо.

– Эй! Я самая обыкновенная.

– Нет.

Кристин улыбнулась. Дом ждал ее: мрачный, пропахший безумием…

– Покажи мне мою комнату.

Ночь. Тишина. Большие часы размеренно тикают. Старый ковер съедает звуки шагов. Мягкая кровать слишком большая, чтобы спать на ней в одиночестве.

– Маккейн?

– Да?

– Можешь остаться, если хочешь.

Глаза. Взгляд. Порог. Он разделяет их.

– Дверь все еще открыта.

Ладонь. Тепло. Губы.

– Мы здесь одни.

– Тебя это смущает?

– Для меня это впервые.

Поцелуй. Рот. Язык. Складки одежды.

– Всего лишь секс.

Часть четвертая

Глава первая

– Мы покинули особняк в ту же ночь, а утром Эдгар оставил меня. Он не сказал ни слова. Просто ушел, пока я спала, – выцветшие глаза старухи смотрели куда-то вдаль, словно она снова и снова проживала отрывки своей молодости, успев порядком устать от них, но не в силах проститься с ними.

– Но ведь ты не вернулась в Ричмонд, – нахмурилась Маргарет.