И вместе, рука об руку, они окунулись в Ад. Пит видел ворота. Видел Райские кущи. Видел женщин таких прекрасных, что у него слезились глаза от их красоты. И видел море крови. Она обволакивала их. Проникала в них. Она знала все мечты. Все желания. И они пили ее: жадно, страстно. Верные слуги. Дикие и необузданные в своих фантазиях. И не могли остановиться…
А потом… Дэнни показал Питу дом художника. Показал чудовищные картины. И ужас наполнил Пита. И сам Ад пришел за его душой. И лица. Тысячи лиц на стенах, полу и потолке смеялись над ним. И он был одним из них. И он смеялся над самим собою – маленьким, сморщенным, хнычущим и наделавшим от страха в штаны человеком. Он хотел убить себя. Больше всего на свете ему хотелось воткнуть нож в глотку этому ничтожеству, этой двуногой твари по имени Питер Самерсхед. И он метался по огромному миру в поисках оружия, чтобы привести приговор в исполнение.
– Нет, Пит. Не сейчас, – остановила его женщина, красивая, как море, желанная, как небо. Здесь, в этой утробе страсти, Себила Леон была самим совершенством. Обнаженная, идеальная.
– Кто ты? – шептал Пит, купаясь в ее взгляде, словно в солнечной ванне. Она не была женщиной. Нет. Она была чем-то большим. Чем-то настолько огромным, что по сравнению с ней любовь всего мира была не более чем каплей в этом безбрежном океане страсти.
– Дай мне свою руку, Пит.
– Не называй меня Пит! Я ненавижу это имя! Ненавижу этого никчемного человека!
– Но ты нужен мне, Пит.
– Нет!
– Мои дети. Ты должен найти им отцов. Только ты. В своем Доме Плоти.
– Позволь мне свернуть шею этому никчемному созданию! – Пит видел себя. Тянулся к своему горлу.
– Может быть, позже.
– Ты обещаешь мне?
Она подарила ему улыбку: такую светлую, такую теплую, что ни один ледник не устоял бы перед ней. Улыбка разогрела Пита, заставила таять…
И вот теперь, четверть века спустя, он все еще помнил тот день. Шлюхи рождались и умирали, но комната в его доме оставалась неизменной. Ни разу в жизни он больше не зашел в нее. Ни разу в жизни он больше не был в доме художника. Но он знал – Ад рядом, сразу за той тяжелой дверью в конце коридора. И женщины, что могут входить туда – они слуги дьявола. Самого дьявола, отдавшие ему свои тела и души. Он выбирал их трепетно, осторожно, спрашивая совета у тех, кто уже стал одними из них. Но даже тогда случались ошибки. Безумные, с текущей изо рта слюной и отсутствием рефлексов. Он сажал их в машину и увозил далеко-далеко, надеясь, что они уже никогда не вернутся в город и не напомнят ему о содеянном. А на смену им придут новые. Они всегда приходят. Светлые, темные, рыжие… Пит редко запоминал их лица. Лишь только тех, кого принимала комната, и кто мог принимать в этой комнате своих клиентов. И не сходить с ума…
Кортни Мортенсон. Бобби выбрал ее из остальных девочек Пита, потому что она напоминала ему Марджи.
– Как ты хочешь сделать это? – спросила Кортни.
Он не ответил. Картины. Они висели на стенах, напоминая ему о детстве. Там, в доме мадам Леон, он мог играть среди них часами. Это был его мир. Его фантазии. Они подчинялись ему, как глина рукам скульптора.
– Бобби? – осторожно позвала Кортни.
– Тихо. Просто лежи, – он улыбнулся. Здесь, в этой комнате, он мог представить себя Богом. Мог создать целый мир за пять минут и разрушить его за мгновение.
– Бобби?
– Тшш, – он снова улыбнулся. Нет. Он не зло. Он – скульптор. Творец, способный создать из желаний мечты.
– Бобби… – Кортни видела, как оживает тьма. Клубится, стягивая свой покров к кровати. И образы, силуэты, они рождаются в этом мареве безликими персонажами. Нет, она не боялась их. Здесь, в этой комнате, они никогда не причиняли ей зла. Добрые и заботливые хозяева, но сейчас… они словно подчинялись кому-то другому.
– Как ты это делаешь, Бобби? – она вздрогнула, чувствуя, как десятки невидимых рук начинают ласкать ее тело. Сотни крохотных губ осыпали поцелуями ее губы.
– Просто наслаждайся, – посоветовал Бобби.
Тьма окружила Кортни. Завернула в свое нежное одеяло, позволяя погрузиться в себя, и там внутри овладела ей, заполнила без остатка.
– Если бы я только мог привести сюда настоящую Марджи, – мечтательно сказал Бобби, и тьма тут же отреагировала на его слова, позволяя в это мгновение видеть то, что он хочет…
– Как? – тихо спросила Кортни, когда все закончилось.
– Что как? – Бобби смотрел на картины, ласкал их взглядом.
– Как ты это делаешь?
– Пит говорит, что это у меня в крови.
– Ты сделал мне очень хорошо, Бобби.
– Я могу сделать лучше.
– Дай передохнуть.
– Не здесь. В моем доме. Завтра, – он отвернулся и закрыл глаза. – Обними меня… Не так… Как мать обнимает ребенка… Да… Теперь хорошо…
Прием был холодным и каким-то наигранно-официальным.
– Я просто хочу проститься с Марджи, – сказал Бобби отцу.
– Ну так иди, – Дэнни достал сигарету и закурил. – Или тебе что, особый эскорт нужен?
Бобби помялся. Посмотрел на Кортни.
– Она останется, – Ивона смерила шлюху презрительным взглядом. – Сходи выпей, Дэнни, – и когда они остались вдвоем, – и где тебя подцепил этот недоносок?
– У Пита, мэм.