Они проснулись в полдень. Мышцы болели, но сознание было свежим и отдохнувшим. Маргарет открыла окно, впуская в застоявшийся воздух комнаты свежий ветер и пение птиц. Брендс лежал на кровати, разглядывая ее округлые бедра. Нагота не смущала ее. Наоборот – придавала уверенности. Маргарет выгнула спину, выставляя напоказ то, что еще ночью пылало таким нестерпимым жаром. Молодость. Доступность. Брендс овладел ей под пение птиц, стоя, не отходя от окна, выходящего в сад. Далекое небо было голубым и чистым. Они смотрели на него, утоляя свою страсть, и, казалось, что оно смотрит на них. Небо, птицы, теплый ветер, шелест листвы… Брендс излил свое семя в лоно Маргарет, но даже после этого они еще долго стояли, соединенные остывающими телами, словно время ненадолго остановилось для них, позволив ощутить целостность собственной личности в окружавшей их природе и не думать об экономических и общественных переменах. Небо, птицы, ветер, шелест листвы, мужчина и женщина…
Они оделись, не произнося ни слова. Вышли из комнаты. Старуха сидела в кресле. Глаза ее были закрыты. Грудь не вздымалась. Брендс проверил пульс. Покачал головой. Поднял с пола старую шаль и накрыл лицо старухи. Маргарет всплакнула, но скорее ради приличия, нежели от боли утраты. Старуха и так уже отняла у смерти пару лишних лет жизни. Они вышли в сад.
– Ей было девяносто восемь лет, – сказала Маргарет, вытирая слезы. – Знаешь, мне кажется, что последние годы она жила лишь для того, чтобы передать груз своей истории кому-то другому.
– Я уеду вечером, – сказал Брендс, глядя куда-то вдаль.
– И после ее уже ничто не держало здесь.
– Я должен увидеть тот дом.
– Истории зовут тебя, да? Думаешь там твоя судьба?
– Ты можешь поехать со мной.
– Ты можешь остаться со мной.
– Не сейчас.
– Тогда я подожду тебя здесь.
Брендс промолчал. Маргарет смотрела вдаль.
– Только не слишком долго, – говорила она. – Год, может быть полтора, а потом, если ты так и не вернешься, я выйду замуж за какого-нибудь садовника и нарожаю ему кучу детей.
Брендс вспоминал Эдгара. Вспоминал белого кролика.
– Они вырастут и подарят мне внуков. Я состарюсь, похороню садовника и буду ждать, когда кто-нибудь придет ко мне, чтобы услышать мою историю. О художнике, о писателе, о своей бабушке, о старике Эбигейле, о молодости и о тебе, Брендс. Потому что, хочешь ты или нет, но моя жизнь изменилась благодаря тебе, и теперь ты часть моей истории. Часть моей жизни…
Жара и пыль. Брендс с жадностью ловил свежий ветер, врывающийся в окна "паккарда", но к полудню беспощадное солнце лишило его и этого, раскалив утренний воздух. Одежда взмокла, пропитавшись потом. На темной ткани появились белые пятна соли. Череда дней превратилась в нескончаемое дорожное полотно. Пыльное, бесконечное, затянутое у горизонта маревом. Иногда Брендсу начинало казаться, что он близок к тому, чтобы получить солнечный удар. Иногда он ненадолго останавливался, давая отдых мотору и своему организму. Голоса. Они звучали в его голове бессвязным эхом.
– Всего лишь солнце, – твердил Брендс, заставляя себя не участвовать в звенящих в ушах разговорах. Бег – вот что было его стихией, и эта дорога – это и была его жизнь. Такая же пыльная. И такая же, казалось бы, бесконечная. Жизнь Билли Брендса…
В одном из придорожных городков он остановился возле книжной лавки и долго упрашивал торговца найти хоть одну книгу Эдгара. Хоть одно стихотворение, которое он смог бы выучить наизусть и противопоставить несмолкающему рою голосов в своей голове. Раздраженный подобной настойчивостью, торговец закрыл свою лавку, выпроводив Брендса за дверь.
– Возьмите сборник антибританских памфлетов Френо, – посоветовал напоследок торговец.
– На кой черт мне сдался Френо!? – Брендс сплюнул в придорожный песок, забрался в "паккард" и дал по газам, окатив торговца пылью.
В следующем городке он остановился у ювелирной лавки и продал пару украшений, которые успел стянуть у своей жены. Он представлял себя миссионером, солдатом удачи, человеком, свободным от мелочных обязанностей и мирских неурядиц. Калифорния, "паккард" и старая карта – вот такой вот и была его жизнь. И никто никогда не сможет изменить его, удержать обязанностями и клятвами. Жизнь коротка, и лучше умереть, пытаясь отыскать тайны и события, чем состариться, сожалея.Суккубус. Выбитая в камне надпись заставила Брендса остановить машину. Волнение. Он прикоснулся к нагретому солнцем камню. Небольшой городок ждал его, а за ним его ждал дом художника. Никогда прежде Брендс еще не был так возбужден и увлечен одной единственной целью. Тайной. Судьбой. Нет. Он не мог проделать весь этот путь зря. Брендс запрыгнул в машину. Ожидание разрывало его на части. Сводило с ума. Он был словно непоседливый мальчишка, неспособный дождаться момента, когда родители разрешат ему развернуть подарки.