Шломо старался вести себя с Суламифь как старший брат. Подавляя весьма противоречивые и смешанные чувства, он выслушивал излияния Суламифь, касающиеся ее представлений о будущем – о будущем Суламифь и Эвимелеха. Он вникал в ход ее мыслей, делал важные замечания, как нельзя кстати уместные в том или ином повороте разговора. Она перестала бояться его и открыто глядела в черные глаза Шломо, принимала недорогие, по его словам, подарки, советовалась с ним по поводу тех или иных мыслей, пришедших в голову в его отсутствие.
Так продолжалось целый месяц. Целый месяц Шломо приносил ей вести том, что Эвимелех томится в тюрьме, что делом его вот-вот займется судья – и, без сомнения, все закончится благополучно.
Постепенно мысли о веселом и верном Шломо стали вытеснять заботы о судьбе Эвимелеха. Суламифь забылась. Словно завороженная, глядела она в бездонные глаза своего собеседника, любовалась белоснежными зубами, ловко очищающими для нее гранат или апельсин. Любовалась сильными жилистыми руками, необыкновенно нежными и белыми – таких она еще не видела у знакомых мужчин.
Однажды, утомленная необычайно знойным днем и женскими недомоганиями, которые недавно ознаменовали новую пору в ее девичьей жизни, Суламифь без чувств упала в объятия Шломо. Очнувшись, она увидела такую нежность в его глазах, почувствовала такую притягательную силу его рук, что была поражена своим открытием. Оказывается не Эвимелех, а Шломо теперь всецело владел ее существом.
Но она не смела покориться своему чувству. У нее были обязательства по отношению к Эвимелеху. Покинуть юношу в беде, не объяснившись с ним, – она не могла. Это стало бы предательством. Соломон понимал, что сдерживает Суламифь, и придумал новую ложь. Он сказал ей, что Эвимелех был выпущен под тем предлогом, что навсегда покинет Иерусалим и его ближайшие окрестности. Выходило, Эвимелех ушел, даже не попрощавшись с возлюбленной, оставив позади их взаимные обещания и мечты. Значит, и Суламифь теперь была свободна.
И она отдалась своему чувству.
Глава 24. Обитель любви
Соломону было неудобно теперь видеть Суламифь только здесь, среди людей, среди виноградников. Он хотел, чтобы она вошла в его дом. И он продолжал творить миф, строить жизнь, в которой было бы место ему и Суламифь, а дела и обязанности, многочисленные жены и наложницы – оставались бы в ином пространстве. Почему бы не испытать себя в роли счастливого возлюбленного, которого превозносят только благодаря его личным качествам? Почему бы не испить из чаши молодости и свежести, которую с избытком наполняла бы любовь Суламифь? И он создал для Суламифь дом – небольшая, но изящная и удобная постройка за пределами Иерусалима теперь служила убежищем для влюбленных.
Эвимелех медленно умирал в застенках. Братья с радостью приняли деньги – выкуп за Суламифь и за молчанье. Теперь, думал Соломон, ничего не может помешать их счастью.
Давным-давно, до того, как на этом месте появился нынешний дом, прежний хозяин разбил здесь обширный сад. Сделано это было необычайно искусно, с большим знанием особенностей того или иного растения, с трепетным уважением к земле. Создавалось впечатление, что кедры и сосны, соседствующие с миндальными кустами и оливковыми деревьями, разнообразные травы и цветущие заросли испокон веков росли здесь, чтобы услаждать своим изобилием и красотой воображение человека, поселившегося здесь, в удалении от города, в райском уединении.
Соломон и Суламифь любили забираться в какой-нибудь дальний угол сада и чувствовать себя там, словно в укромном, тенистом, шумящем на ветру и солнце шатре. Или в большой царской палате – с высоким ажурным потолком и нависающими над головой переходами и лестницами – из богато украшенных природой кедров, кипарисов и ширококронных инжирных деревьев.
– Скажи мне, любимый, где нынче твой приют, где отдыхаешь ты среди сонма пастухов и путников? Как найти мне тебя в полдневный час, когда в праздной тишине мое изгоряченное тело вдруг стало истекать истомой и лаской? – вопрошала Суламифь, глядя в глаза Соломона, возлежащего напротив.
– О красавица моя ненаглядная! Если забыла ты дорогу ко мне, ступай по следам коз и овец – они укажут дорогу ко мне. Иди на пение птиц, на журчание подземного потока – и ты придешь ко мне. Не царские покои, но божественный шатер найдешь ты вокруг меня. Ибо возлюбленная моя – не простолюдинка и не дочь царя – от бога ее нежность и прелесть, от бога ее ум и покорность, – так отвечал влюбленный Соломон, и между ними начинался разговор – плавный и мелодичный, словно песня, живой и трепетный, как молитва.
– А кто же твоя возлюбленная? – продолжала Суламифь.
– О, моя возлюбленная так прекрасна, что ни драгоценные ожерелья с капельками серебра и золотыми солнцами, ни тонкие заморские одежды – ничто не способно соперничать с ее красотой. Ее щеки – половинки граната, глаза – счастливые голубки. А кто твой возлюбленный, счастливая дева?