Сулейман и Роксолана-Хюррем

Пусть простота обстановки вас не удивляет. Селамлик – это в каком-то смысле покои наружные, отведенные под внешнюю жизнь, нечто вроде прихожей, дальше которой чужих не пускают. Вся роскошь предназначается для гарема. Вот где расстилаются ковры из Исфагана и Смирны, манят негой парчовые подушки и мягкие, покрытые шелками диваны, сверкают столики, инкрустированные перламутром, дымятся золотые и серебряные филигранные курильницы для благовоний. Здесь мерцают венецианские зеркала, стоят редкие цветы в китайских вазах и вызванивают причудливые мелодии часы с музыкой, здесь потолок оплетают замысловатые арабески, нависают сталактиты из мармарского мрамора и журчат в белых раковинах струйки ароматной воды. В этом таинственном убежище проходит подлинная жизнь турок, жизнь наслаждения и семейной близости, сюда никогда не приглашают ни родственников, ни ближайших друзей».

В исключительных случаях в гарем могли быть приглашены врачи, учителя, торговцы драгоценностями и те, кто допускался по прихоти владыки гарема.

Были случаи, когда покои гарема посещали европейские аристократки. Иностранка Джордж Дорис, которой выпала редкая возможность побывать во дворце султана, приводит такое описание: «В апартаментах принцесс имеются разного рода салоны для собраний, и я имела возможность достаточно подробно осмотреть их обстановку во время моего посещения. Это было летом: белое полотно полностью закрывало начищенный дубовый паркет. Тут и там стояли софы, накрытые красным и желтым сатином, отороченным золотой бахромой; кресла и диванчики окружали полированный стол, инкрустированный слоновой костью. Восточная мебель соседствовала с тумбой эпохи Людовика XV. Стены были увешаны картинами (в основном пейзажами), обрамленными турецкими надписями, сделанными золотыми буквами по черному бархату. Расписной потолок изображал виды Босфора. Вход был замаскирован роскошной портьерой, на розовом фоне которой выделялась султанская тугра (монограмма султана)».

Влияние гарема на Европу

Свидетельница последних лет существования турецкого гарема Алев Крутье в своей книге «Гарем. Царство под чадрой» утверждает:

«В Париже турецкий стиль быстро вошел в моду, он проник в драму, оперу, живопись, литературу и в домашнюю обстановку. Турецкие шаровары, атласные чувяки и тюрбаны стали прихотливым чудачеством и криком моды. Дворяне стали одеваться, как паши, султанши и одалиски; в турецком платье они позировали в студиях самых модных художников. Поэты ударились в подражание восточным четверостишиям.

Бал в восточном стиле во дворце Ламбер в Париже. Автор рисунка и декоратор зала Александр Серебряков

Ароматические восточные курения, низкие софы, украшенные драгоценными камнями ятаганы из дворцов аристократии перекочевали и в простые дома всей Европы. Философия кайфа, «сладкого ничегонеделания» распространилась, как лесной пожар, захватив всех со склонностью к тихой эйфории. Курение опия и гашиша стало эстетической и духовной необходимостью для свободного парения творческой мысли. …Устоявшиеся жанры литературы приелись, многие писатели бросились в лабиринт сказочного Востока, черпая сюжеты из этого неисчерпаемого источника».

Влияние Востока на европейцев

Те, кому посчастливилось окунуться в пьянящий мир Востока, мечтали попасть в настоящий гарем, чтобы прочувствовать всю полноту предпринятого рискованного путешествия. Те же, кому не довелось побывать на загадочном и притягательном Востоке, создавали свои творения, опираясь на рассказы путешественников и свое богатое воображение.

Магия Востока была столь велика, что сразу три знаменитых французских писателя – Гюстав Флобер, Теофиль Готье и Жерар де Нерваль отправились познавать его тайны, а затем написали книги «Путешествие на Восток».

В своем труде Жерар де Нерваль писал: «Не следует забывать, что Восток дал нам медицину, химию и правила гигиены, восходящие к далеким тысячелетиям; и весьма прискорбно, что наши северные религии следуют им далеко не полностью.

…Их верования и обычаи настолько отличны от наших, что мы часто можем судить о них, исходя только из наших представлений об испорченности нравов. Достаточно сказать, что мусульманский закон не считает грехом чувственность; напротив, она необходима для существования этого южного населения, которое много раз косили чума и войны. Но при этом отношения мусульман к своим женам, вопреки сладострастным картинам, созданным нашими писателями восемнадцатого века, полны достоинства и даже целомудрия».