Сулейман. Я выбрал тебя (СИ)

Смешно вспоминать, но я действительно чувствовала себя умницей, особенно, когда спустя десять месяцев занимаемую мною должность сократили, а меня нет. Перевели доп-единицей в отдел Соколова, как ценный резерв, которым нельзя разбрасываться.

Ух, как же я в те времена понервничала на пару с мамой. Зато батька не унывал, посмеивался в усы и всё твердил:

– Не ссы, Марусь, если что, тебя Палыч к своей Люське в салон устроит. Будете ногти с ней на пару делать. Она, Палыч говорит, бабки лопатой гребет за свои художества.

– Юристка ногти делать? Обалдел? Дима, иди на диван и не отсвечивай, – взвивалась бешеной кошкой маман и выгоняла отца в гостиную.

А я улыбалась и продолжала работать. Да и сейчас тружусь все там же.

С Соколовым рабочие отношения сложились сразу и вполне прекрасные. Я с полуслова понимала, что он хочет получить и выполняла, а он никогда не выпячивал свой статус начальника, отчитывал за косяки пусть редко, но всегда наедине, зато на планерках неизменно хвалил, да и прикрывал постоянно, если умудрялась проспать или нужно было свинтить к врачу или по делам.

Классный мужик, и семьянин, каких мало. За шесть лет совместной работы успела перезнакомиться и с женой Людочкой, и с Пашкой, старшим сыном, и с Витьком, младшим.

К работе на соревнованиях Егор Саныч стал привлекать меня не сразу. Только года через полтора, когда уволилась Светлана. Вначале занималась лишь списками, положениями, приказами и прочей бумажной волокитой, в которой разбиралась. Потом стала ходить на те мероприятия, куда не получалось у Нины, сменившей Светлану.

Но это было редкостью, что, несомненно, радовало. В отличие от меня, Ниночка к боксу питала весьма теплые чувства, если не сказать больше. Или, скорее, к боксерам. По этим фактурным мальчикам у нас почти половина девчонок в городе вздыхала и до сих пор вздыхает, мечтая обратить на себя внимание.

– О смотри, боксеры идут, – не раз слышала, проходя мимо стаек красоток, подмечающих объекты обожания почти за километр.

– Оооо-мааай-гоооот, какие они классные, – неслось ото всюду.

Я же закатывала глаза и лишь усмехалась, потому что, как бы Саныч ни старался продвигать в молодежные массы футбол и баскетбол, поднять популярность этих видов спорта до уровня бокса не получалось.

Футболистов, как и прежде, считали кривоногими, а баскетболистов – долговязыми переростками.

Султанова и двух его друзей, Чернова и Тищенко, я знала лишь по документам, как и еще порядка двадцати-тридцати спортсменов, которых из раза в раз вносила с списки участников мероприятий различного уровня.

Хотя, нет, Чернова немного знала в лицо. Помнила по школе. Он учился старше на пару-тройку лет, но, кажется, ушел после девятого класса. Просто все время где-то мелькал на периферии, а потом раз, и пропал.

Попав на турнир, я впервые увидела всех тех, с кем уже больше года была знакома заочно. И хоть немного стала иметь о них представление. Не скажу, что мгновенно воспылала к мальчикам симпатией и с радостью влилась в дружные ряды фан-клуба болельщиц. Нет.

Бокс в живую меня не впечатлил от слова совсем. Громко, шумно, больно и нервно. Мне хватило посмотреть пару выступлений, чтобы понять: не моё.

Но работа, есть работа. Потому я лишь отслеживала «своих» победителей, вылавливала их, если они про меня забывали, и заставляла ставить автограф в специальной графе. Вот тогда уже четче соотносила фамилию и лицо.

Запоминала. Для себя.

Точнее, для дела.

Чернов, Тищенко и Султанов в числе призеров оказывались стабильно. Потому и в памяти зафиксировались. К тому же их тройка явно выделялась. Они практически неизменно держались вместе, приходили и уходили совместно, да и слова поддержки во время боев друг другу орали так, что уши закладывало.

В общем, друзья – не разлей вода.

Были…

Открываю глаза, возвращаясь в настоящее, и ощущаю, как на губах рождается печальная улыбка. Она всегда появляется, когда я вспоминаю Сашку.

Не могу думать о нем по-другому.

Глава 3

Не знаю, что мне снится, но просыпаюсь мгновенно. Вдруг становится холодно, а потом что-то явно большое наваливается сверху, не позволяя вздохнуть полной грудью, и вжимает меня в кровать.

Вчера, высидев пару часов в ванной, пока попа окончательно не онемела, а я не разозлилась, вышла из своего убежища и застала картину Репина «Приплыли». Пол завален пустыми бутылками, стол распахнутыми коробками с кусками недоеденной пиццы, весь диван в крошках из-под чипсов. И, как вишенка на торте, там же и Вадим. Дрыхнет.

Другого слова просто не нашлось, чтобы описать это тело, с трудом поместившееся на диване. Потому что одна рука и одна нога сползли на пол. Наверное, для опоры.

Поборов желание навести порядок, выключила голосящий телевизор и открыла окно на проветривание. И не важно, что на дворе конец осени, и к утру в квартире станет ужасно холодно. Зато весь смрад выдует, от которого только что глаза не режет и хочется надеть противогаз.

Сама, не снимая спортивного костюма, так как дама прошаренная, а еще жуткая мерзлячка, закуталась с головой в пуховое одеяло, оставив лишь нос, и вырубилась до утра.