Сулла бы одобрил

– Человек должен развивать то, – пояснил я педантично и подчеркнуто строго, чтобы не могла определить, где говорю серьезно, а где ерничаю, – что дали нам Бог и эволюция. А не что досталось от животных. Понятно, мы всажены в их зверючьи тела, потому хочется пожрать, повязаться и поспать. А решать задачи вовсе не тянет, это мы заставляем себя делать под нажимом каких-то обстоятельств. Так вот их надо самим создавать и ставить в приоритете.

Она грустно улыбнулась.

– Уже сто раз вешала на стену листок с перечнем того, что буду делать с понедельника: худеть, заниматься шейпингом, учить квантовую механику…

– Вот-вот, – одобрил я. – Потому всех кулинаров и шеф-поваров – уволить! Упорствующих – повесить. Без замены штрафом. Запретить все спортивные состязания, кроме математических олимпиад. Повысить примат духа над животной плотью! Чтобы выровнять, нужно перегнуть в другую сторону!

Она взглянула на меня очень серьезно.

– Простой народ с тобой не согласится.

Я ответил тоже без улыбки:

– А зачем нам восемь миллиардов этого простого, а часто даже простейшего?

Она вздрогнула.

– Шутишь?

Я сказал тихо:

– Нужен был рост населения для массового производства – народ плодили, как мух в навозной куче. Сейчас один экскаватор заменяет работу тысячи землекопов. Нужны ученые, инженеры, а не толпа болельщиков на БОДе. Маргарита, мир ждут такие потрясения, что сегодняшняя операция «Сулла», о которой вещают из каждого утюга, всего лишь цветочки.

Она механически доскребла ложечкой остатки мороженого со стенок вазочки.

– Что-то знакомое, – пробормотала она – Ты, случаем, не из партии «Мерикратор»?

Я сделал вид, что изумился.

– А что, есть такая партия?

Она сдвинула плечами.

– Ну, может не партия, но общество или как-то иначе. О них уже вовсю говорят и спорят. По их мнению, миром править должны ученые, а не всякие энергичные мерзавцы.

– Так и говорят? – переспросил я с интересом. – Нужно будет послушать. Давно пора!

Она не сводила с меня пристального взгляда.

– Значит, не замешан?

– А что, – поинтересовался я, – в этом что-то неправильное?

– Непривычное, – уточнила она. – Женщины предпочитают жить в неизменяющемся мире. По крайней мере, как резко.

– Что, – сказал я, – снова мужчины затеяли перемены?

Она с интересом взглянула мне в глаза.

– Вот смотрю, – сказала задумчиво, – а что-то во мне то вздрагивает, то замирает. Мы двое неглупых людей с высшим образованием, культурные и работающие над собой, сидим в кафе, лопаем мороженое, звучит милая музыка, некоторые беспечно танцуют… а мы с тобой что обсуждаем?

Я в неловкости сдвинул плечами.

– Общество на краю пропасти, но народ потерял чувство опасности, а мы нет. Наружу выбралось и захватывает власть то, что раньше изничтожала инквизиция, а потом держали в узде культура и просвещение.

– Не удержали? – спросила она тихо.

Я ответил невесело:

– Успокоились, расслабились, а темная сторона в человеке никогда не спит.

– И что теперь?

Я ответил нехотя:

– Культурой и просвещением не удержать, тьма слишком осатанела от безнаказанности, придется к методам инквизиции. Или ввести принцип Суллы. А что? Если допустимо семьдесят два гендера и смена пола по желанию ребенка, то допустимы и наши методы. Заразу нужно прижигать каленым железом, если пенициллин не срабатывает.

– В интересах, – произнесла она жалобно, – человечества?

– Сулла спасал всего лишь Рим, – напомнил я, – меритократы спасают человечество, потому никакие жертвы не чрезмерны. Такая чистка затронет меньше чем сотую долю процента населения!.. Зато какой толчок науке и хайтеку! Простому человеку нужно указать другие цели, к которым должен стремиться!

Подошла официантка, Маргарита с прежним интересом смотрела, как я повел пальцем над ее платежным терминалом, официантка кивнула с довольным видом, явно чаевые отстегнул выше средних, удалилась, вытягиваясь и демонстрируя мне тонкий стан и пышные булочки на стройных длинных ногах.

Маргарита поднялась, взглянула в сторону выхода.

– Говорят, выходя на улицу, надо проверить, выключены ли все электроприборы, закрыты ли газ, вода, ширинка. А у тебя все на автомате?

– Все, – подтвердил я, – кроме ширинки. Но проверь, мало ли чего.

Она проверила, взглянула мне в глаза.

– Хочешь зайти?

– Наконец-то догадалась, – пробормотал я. – Ночь на дворе, все дела должны быть сделаны.

Она внимательно посмотрела мне в глаза.

– А ты стал… как-то человечнее, что ли?

Я улыбнулся, пошел с нею рядом. Эмоции, в отличие от разума, очень хорошо изучены и разнесены по каталогам, начиная от дрозофил до обезьян и человека. Это разум все еще черный ящик, потому я вчера, намучившись с калибровкой эмоциональных параметров, в конце концов озлился и попросту записал себе всю базу, начиная от инстинкта самосохранения и заканчивая высшими социальными.

Как ни странно, ощутил себя сильнее и увереннее, хотя по логике должно быть наоборот. Лишняя песчинка на чашу весов того, что разума и сознания вообще-то нет самих по себе, всего лишь апгрейденные инстинкты, древние и дремучие, но получившие высшее образование.

В лифте она чему-то задорно улыбнулась, сообщила: